История создания и публикаций романа «Тихий Дон» — это одновременно история становления великого художника (самопреодоления) и торжество гуманистической мысли о России и революции. Шолохов не просто ввел множество новых фактов (прежде всего грандиозный факт восстания — протеста казаков против террора в отношении казачества, проводимого Троцким в 1919г.), освоил жанр эпопеи (впервые после «Войны и мира» Л. Н. Толстого). Шолохов боролся с явным непониманием своего замысла, убеждал в глубочайшем трагизме революции, раскола народа на враждующие группы. Никакого ликующего праздника угнетенных с барабанным грохотом в кипении революции нет: это кровавый путь обновления, может быть, неизбежный, но противоречивый и страшный для отдельного человека, его семьи, целого рода и всей страны. Нельзя говорить о том, что народ только «очищается» в революциях от навыков покорности, рабства: он часто и дичает, безумеет, попросту звереет от вседозволенности, ломает нерушимое, становится игрушкой злых сил. Особенно осторожным следует быть с разжиганием революции в России — и об этом сказал «Тихий Дон». Роман, с самого начала имевший название «Тихий Дон» (название «Донщина» относится к совершенно иной, ненаписанной повести о казаках-большевиках Подтелкове и Кри-вошлыкове), Шолохов создавал с осени 1925 г. В отрывке, датированном «1925 год. Осень», обнаруженном Л. Е. Колодным (20 стр. текста), главный герой назван Абрам Ермаков (не Григорий Мелехов) и действие начинается с отказа казаков идти на Петроград с генералом Корниловым летом 1917г. Эта находка полностью подтверждает прежнее объяснение — в 1937 г. — Шолоховым своего замысла: «Привлекала задача показать казачество в революции. Начал я с участия казачества в походе Корнилова на Петроград... Донские казаки были в этом походе в составе третьего казачьего корпуса... Начал с этого... Написал листов 5—6 печатных. Когда написал, почувствовал, что не то... Для читателя останется непонятным — почему казачество приняло участие в подавлении революции? Что это за казак? Что за область Войска Донского?» Эпопея начиналась фактически с нынешней 2-й книги, без предыстории. А затем — уже от нее — действие то отодвигалось назад, в 1914г., в хутор Татарский, в дом семьи Мелеховых и их соседей, то продвигалось вперед, к событиям 1917—1919 гг. Шолохов созидал роман, но и роман созидал Шолохова. О мужестве и благородстве писателя (по отношению к людям, помогавшим ему) говорит простой факт: реальный казак Харлампий Ермаков, участник восстания против троцкистского расказачивания, в середине 20-х гг. жил уже под угрозой ареста. Попросту говоря, на него, якобы «душегуба», писали доносы члены семей, где были погибшие красные казаки, требовали казни, грозили ему точно так же, как Михаил Кошевой в «Тихом Доне» грозит Григорию Мелехову даже после его возвращения из Первой Конной. Шолохов не хотел привлекать к Ермакову особого внимания (произошла замена Абрама Ермакова на Григория Мелехова). Он продолжил, судя по письму к X. Ермакову (весна 1926 г.), общение с ним, получал «дополнительные сведения относительно эпохи 1919г.» (письмо это найдено было литературоведом К. Приймой в архиве ростовского КГБ). Это общение с обвиненным и вскоре расстрелянным человеком требовало большого мужества: судьба реального погибшего Ермакова наложила особый трагический отсвет и на финальные деяния живого Григория Мелехова. Первая часть романа — описание двора, семьи Мелеховых, история замужества Аксиньи, приезд хорунжего Мануйлова (будущий Листницкий), первая ссора Григория с отцом из-за Аксиньи, наконец, сватовство к Наталье — была создана, как справедливо заметил Л. Е. Колодный, в режиме «бури и натиска» в ноябре 1926 г. Есть в этом черновике расхождения с каноническим текстом романа — так, отец Григория еще зовется Иваном Семеновичем, а не Пантелеем Прокофьевичем, семья Коршуновых живет еще где-то вне хутора, на отшибе... Но уже прочерчен путь, уводящий соперников, Григория и Степана Астахова, в 1914г., на поля Восточной Пруссии. «Тихий Дон» (1—2-я книги) был опубликован благодаря активному участию А. С. Серафимовича, назначенного в конце 1927г. редактором журнала «Октябрь», в № 1 за 1928 г. И почти сразу же — даже вопреки высоким оценкам А. В. Луначарского, А. М. Горького, А. А. Фадеева, самого Серафимовича, призывавшего не учить Шолохова, а учиться у него, создателя «Илиады» Гражданской войны, — начались споры о том, «куда течет „Тихий Дон"». Они показали, что Шолохов — гуманист, летописец, глубоко народный художник, намного опередил свое время. Многие собратья по перу еще жили романтическим упоением от сабельных походов, любовались рубкой голов. Шолохов показал красоту жизни мирной, даже патриархальной, важность покоя и единения народа. А ведь это (а не разобщение) уже было — в последнее предвоенное десятилетие! — чрезвычайно важным. Его не хотели понять: послышались обвинения в том, что «расплывчата идейная установка романа», что Шолохов «любуется кулацкой сытостью, зажиточностью». Возникли обвинения (в 1930 г.) в плагиате. Наконец, выросла целая система препятствий для публикации 3-й книги романа, посвященной Верхнедонскому восстанию казаков в 1919 г. Писать о Гражданской войне со стороны «белого стана», жалеть «реакционеров» как живую яркую часть, пусть и заблуждающуюся, единого народа, жалеть их семьи, детей — даже после «Белой гвардии» («Дни Турбиных») М. А. Булгакова — как бы не полагалось. «Куда течет „Тихий Дон?"» — вопрошали наиболее «бдительные» критики. О том, насколько трагично было положение Шолохова, свидетельствуют материалы встреч и бесед писателя с И. В. Сталиным (на даче А. М. Горького в 1931 г.), когда Сталин требовал, говоря о «мягком изображении» Корнилова, его «образ ужесточить», а затем рекомендовал вообще доказать, что «Тихий Дон» течет в правильном направлении. Беседа их протекала так: «— А вот некоторым кажется, что третий том „Тихого Дона" доставит много удовольствия белогвардейским эмигрантам. Что вы об этом скажете? Шолохов ответил: — Хорошее для белых удовольствие. Я показываю в романе полный разгром белогвардейщины на Дону и Кубани. Помолчав, подумав, раскурив трубку, Сталин ответил: — Да, согласен. Изображение хода событий в третьей книге „Тихого Дона" работает на нас». В беседах с А. М. Горьким, предшествовавших съезду, созданию Союза писателей, Сталин, отвечая на вопрос о феномене Григория Мелехова, командира белой дивизии, объективно якобы оправдывал, разрешал эту крайность: «Это казак. А среднерусский крестьянин не мог стать командиром белой дивизии». Но и это не смиряло неистовых ревнителей. Федор Гладков, автор «Цемента», самый упорный недоброжелатель Шолохова, почти не скрывал классовой неприязни и к роману, и к Шолохову: «У меня свой взгляд на этого писателя. Идеализируя казачество, он противопоставляет ему большевиков как жалких евреев (первый том „Тихого Дона"). Большевиков он не знает и не любит. Они способны только на анархию и грабежи („Поднятая целина"). И я не знаю, что, собственно» в Шолохове от социалистического реализма» (по рукописным материалам В. В. Васильева). Существовал (помимо обвинений во внеклассовое™, запретов на публикацию, обвинений в недостаточном очернении Корнилова и белых офицеров) и еще один, самый кошмарный, путь разрушения романа. Шолохову стали усердно рекомендовать один поворот сюжета: быстренько «перевоспитать», «перековать» Григория Мелехова... в большевика, свести его с пролетариатом, к которому он и так зорко присматривался. Не отдавать его белым! Уже А. С. Серафимович в первом из отзывов требовал от Шолохова немыслимого: «идти в самую толщу пролетариата» (из своеобразной военной общины казачества) и... туда же вести заблуждающегося героя! В дальнейшем критики, явно «не разрешая» писателю ни погубить героя как замечательную человеческую ценность (это было бы обвинением революции!), ни оставлять его «у белых», требовали именно перевоспитать героя. Ведь перевоспитается же впоследствии, и весьма прочно, герой «Хождения по мукам» А. Н. Толстого белый офицер Вадим Рощин! Кстати, А. Н. Толстой, «красный граф», тоже требовал перековки Григория, исправления «ошибки»: «Григорий не должен уйти... как бандит. Это неверно по отношению к народу и революции». Даже М. Горький, в целом активно помогавший публиковать «Тихий Дон», не избежал участи незадачливого разрушителя характера Григория Мелехова. 3 июля 1931 г. он написал А. А. Фадееву: «...автор («Тихого Дона». — В. Ч.), как и герой его, Григорий Мелехов, „стоит на грани между двух начал", не соглашаясь с тем, что одно из этих начал в сущности — конец, неизбежный конец старого казачьего мира и сомнительной „поэзии" этого мира. Не соглашается он с этим потому, что сам все еще — казак, существо, биологически связанное с определенной географической областью, определенным социальным укладом...» Далее он рекомендует Шолохову (и иным областникам!) осознать превосходство индустрии над деревней и молитвой, понять, что «фабрика более человечна, чем церковь, и что хотя фабричная труба несколько портит привычный лирический пейзаж, но исторически необходима именно она, а не колокольня церкви». В этих условиях, да еще в трагической атмосфере коллективизации, в борьбе за своих друзей, неоправданно репрессированных работников Вешенского райкома партии, отрываясь надолго от письменного стола, чтобы спасти голодающие станицы (об этом письма Шолохова И. В. Сталину, 1933 г.), роман «Тихий Дон» был закончен, спасен и в год его окончания (1940) удостоен Государственной премии. |
Главная 
