Накануне Крестьянской реформы 1861 года вопрос о на­роде и его исторических возможностях, подобно вопросу «Быть или не быть?», встал перед русским обществом. Некрасов обладал своим пониманием исторического хода русской жизни, имел собственный взгляд на животрепещущие проблемы современности. В «Заметках о Некрасове» Чернышевский решительно заявлял: «Мнение, несколько раз встречавшееся мне в печати, будто бы я имел влияние на образ мыслей Некрасова, совершенно ошибочно». Чуть­ем народного поэта Некрасов угадывал то, мимо чего прош­ли политики — Чернышевский и Добролюбов:

В столицах шум, гремят витии, Кипит словесная война. А там, во глубине России — Там вековая тишина.

Примечательно, что это ощущение беспочвенности, оторванности шумных столиц от глубинной крестьянской России возникло у Некрасова в 1858 году, в апогее опти­мистических иллюзий и радужных надежд радикальной части русской интеллигенции. Самую задушевную поэму о народе, написанную в это время, Некрасов назвал «Тиши­на». Она знаменовала некоторый поворот в художествен­ных исканиях поэта. Поиски творческого начала в жизни России на заре 60-х годов были связаны у него с «народ­ными заступниками»: они являлись главными героями трех предшествующих поэм — «В. Г. Белинский», «Саша», «Несчастные». В «Тишине» поэт впервые с надеждой и доверием обратился к народу:

Все рожь кругом, как степь живая, Ни замков, ни морей, ни гор... Спасибо, сторона родная, За твой врачующий простор!

В лирической исповеди поэта отражается народный склад ума, народное отношение к бедам и невзгодам. Стремление растворить, рассеять горе в природе — харак­терная особенность народной песни: «Разнеси мысли по чистым нашим полям, по зеленым лужкам». Созвучны ей и масштабность, широта поэтического восприятия, «врачу­ющий простор». Если в поэмах «В. Г. Белинский», «Не­счастные» идеал русского героя-подвижника воплощался у Некрасова в образе гонимого «народного заступника», то в «Тишине» таким подвижником становится весь русский народ, собирающийся под своды сельского храма:

Сюда народ, тобой любимый, Своей тоски неодолимой Святое бремя приносил — И облегченный уходил!

Крестьянская Русь предстает здесь в собирательном об­разе народа-героя, созидателя и творца русской истории. В памяти поэта проносятся недавние события Крымской вой­ны и обороны Севастополя:

Когда над Русью безмятежной Восстал немолчный скрип тележный, Печальный, как народный стон!

Воссоздается событие эпического масштаба: в глубинах крестьянской жизни, на проселочных дорогах свершается единение народа в непобедимую Русь перед лицом общена­циональной опасности. Не случайно в поэме воскрешаются мотивы^ древнерусской литературы и фольклора. В период роковой битвы у автора «Слова о полку Игореве» «реки мутно текут», а у Некрасова «черноморская волна, еще густа, еще красна, уныло в берег славы плещет». В народ­ной песне: «Где мать-то плачет, тут реки прошли; где сест­ра-то плачет, тут колодцы воды», а у Некрасова дорожная пыль прибита к земле «слезами рекрутских жен и мате­рей». И о военных действиях неприятеля Некрасов повест­вует в сказочном, былинном духе:

Три царства перед ней стояло, Перед одной... таких громов Еще и небо не метало С нерукотворных облаков!

В поэме звучит вера Некрасова в народные силы, в спо­собность русского мужика быть героем национальной исто­рии. Но в отличие от Чернышевского и Добролюбова, Некрасов видит этот героизм не в революционном бунтар­стве, а в христианском подвижничестве. Народ в «Тиши­не» предстает героем в «терновом венце», который, по сло­вам поэта, «светлее победоносного венца». Светлее потому, что это героизм духовный, осененный образом Христа, увенчанного колючими терниями, принявшего страдания во имя спасения людей:

Храм воздыханья, храм печали — Убогий храм земли твоей: Тяжеле стонов не слыхали Ни римский Петр, ни Колизей! Сюда народ, тобой любимый, Своей тоски неодолимой Святое бремя приносил — И облегченный уходил!

   Здесь-то как раз и обнаружилась та доминирующая чер­та народолюбивой поэзии Некрасова, которая отделяла рус­ского национального поэта от его друзей по журналу «Со­временник», от вождей русской революционной демократии и сближала его творчество с духовными исканиями Досто­евского.