Повесть «Живи и помни» (1975). В центре конфликта повести — деревенская женщина Настена, которой тоже безумно трудно жить без опоры, без ясного понимания и оправдания своего поведения и поведения мужа Андрея.

   Настена укрыла бежавшего после пребывания в госпитале мужа Андрея, приняла из жалости, сострадания его вину (дезертирство) на себя.

   Настена укрывает Андрея. И в это роковое время в грязной пещере, на острове, в тайне ото всех, она, так жаждавшая и до войны материнства, ощутила в себе биение новой жизни... Ее израненное, осажденное ударами судьбы воображение явно не поспевает за событиями, радостными и страшными. Света, бьющего из природной души, из сердца Насте-ны, оправданий, которые она косвенно пробует почерпнуть у соседок, сирот, не хватает для какого-либо «разумного», «логичного» решения устройства себя и Андрея в будущем.

   Тем более что нашлись охотники выследить ее, Настену, из «идейных побуждений»...

Настена пытается скрасить эгоизм, явное недомыслие Андрея (все-таки он муж!) тем, что присоединяет к его вине свою чистоту и благородство: авось и это зачтется, скрасит невыносимый мрак. «Раз ты виноват, то и я с тобой виновата. Вместе будем отвечать. Если бы не я — этого (т. е. дезертирства. — В. Ч.), может, и не случилось бы. И ты на себя одного вину не бери... Хочешь или не хочешь, а мы везде были вместе*. Она не ищет своего спасения вне Андрея. А он? Для него возможен и путь вне Настены, по волчьим кругам небытия. В этом возложении вины на себя — приговор Андрею. Настена в этом решении — выше среды, выше всей Атамановки. Она искупает ее вину своей смертью.

   Трагичен финал повести. Настена, деревенская Мадонна, не дождавшаяся своего «младенца», искупая не свою вину, а вину Андрея, всей ограниченной патриархальной морали, вину жестокого времени, бросается в Ангару. Но неотразимость последнего довода Настены, это ее страшное «оправдание» перед миром, крик о своей чистоте и благородстве, создает непреходящее «эхо» в сердце и душе читателя.