Среди критических отзывов на роман «Преступление
и наказание», появившихся сразу же после выхода его в свет, особо выделялись
статья Д. И. Писарева «Борьба за жизнь» и две статьи Н. Н. Страхова под общим заглавием
«Ф. М. Достоевский. «Преступление и наказание». Роман в шести частях с
эпилогом».
Революционер-демократ Д. И. Писарев оценивает
роман с позиций «реальной критики». В самом начале своей статьи он говорит:
«Приступая к разбору нового романа г. Достоевского, я заранее объявляю
читателям, что мне нет никакого дела ни до личных убеждений автора, которые,
быть может, идут вразрез с моими собственными убеждениями, ни до общего
направления его деятельности, которому я, быть может, нисколько не сочувствую,
ни даже до тех мыслей, которые автор старался, быть может, провести в своем
произведении и которые могут казаться мне совершенно несостоятельными... Я
обращаю внимание только на те явления общественной жизни, которые изображены в
его романе; если эти явления подмечены верно... то я отношусь к роману так, как
я отнесся бы к достоверному изложению действительно случившихся событий; я
всматриваюсь и вдумываюсь в эти события, стараюсь понять, каким образом они
вытекают одно из другого, стараюсь объяснить себе, насколько они находятся в
зависимости от общих условий жизни, и при этом оставляю совершенно в стороне личный взгляд рассказчика,
который может передавать факты очень верно и обстоятельно, а объяснять их в
высшей степени неудовлетворительно». Перетолковывая роман на свой
революционно-демократический лад, Д. И. Писарев утверждает, что не идея
Расколь-никова ведет его к преступлению, а стесненные социальные
обстоятельства, в которые ставит героя жизнь, — бедность: «Нет ничего
удивительного в том, что Раскольников, утомленный мелкою и неудачною борьбою
за существование, впал в изнурительную апатию; нет также ничего удивительного
в том, что во время этой апатии в его уме родилась и созрела мысль совершить
преступление. Мож-но даже сказать, что большая часть преступлений против
собственности устроивается в общих чертах по тому самому плану, по какому
устроилось преступление Раскольни-кова. Самою обыкновенною причиною воровства,
грабежа и разбоя является бедность; это известно всякому, кто сколько-нибудь
знаком с уголовною статистикою». «Раскольников совершает свое преступление не
совсем так, как совершил бы его безграмотный горемыка; но он совершает
его потому, почему совершил бы его любой безграмотный горемыка.
Бедность в обоих случаях является главною побудительною причиною», «корень его
болезни таится не в мозгу, а в кармане».
Сотрудник журналов Достоевского «Время» и
«Эпоха» Н. Н. Страхов разделял почвеннические убеждения писателя, позволившие
ему судить роман «Преступление и наказание» по законам, самим автором «над
собою признанным». Прежде всего критик отметил в образе Рас-кольникова
полемический подтекст, направленный против русского нигилизма. Полемика эта не
лежит на поверхности романа именно потому, что она глубока, касается трагедии
человека с «теоретически раздраженным сердцем» — родовым признаком русского
нигилизма: «Что же сделал г. Достоевский? Он, очевидно, взял задачу сколь
возможно глубже, задачу более трудную, чем осмеиванье безобразий натур пустых
и малокровных. Его Раскольников хотя страдает юношеским малодушием и эгоизмом,
но представляет нам человека с задатками твердого ума и теплого сердца. Это не
фразер без крови и нервов, это — настоящий человек. Этот юный человек тоже
строит теорию, но теорию, которая, именно в силу его большей жизненности и
большей силы ума, гораздо глубже и окончателънее противоречит жизни, чем,
например, теория об обиде, наносимой даме целованием ее руки, или другие
подобные. В угоду своей теории он также ломает свою жизнь; но он не впадает в
смешное безобразие и нелепости; он совершает страшное дело, преступление.
Вместо комических явлении перед нами -совершается трагическое, то есть явление
более человеческое, достойное участия, а не одного смеха и негодования. Затем
разрыв с жизнью, в силу самой своей глубины, возбуждает страшную реакцию в
душе юноши. Между тем как прочие нигилисты спокойно наслаждаются жизнью, не
целуя рук у своих дам и не подавая им салопов и даже гордясь этим, Раскольников
не выносит того отрицания инстинктов человеческой души, которое довело его до
преступления, и идет в каторгу. Там, после долгих лет испытаний, он, вероятно,
обновится и станет вполне человеком, то есть теплою, живою человеческою душою».
Н. Н. Страхов обращает внимание, что тип
Раскольни-кова глубоко национален, что в нем нашли отражение коренные черты
русского характера. «Раскольников есть истинно русский человек именно в том,
что дошел до конца, до края той дороги, на которую его завел заблудший ум. Эта
черта русских людей; черта чрезвычайной серьезности, как бы религиозности, с
которою они предаются своим идеям, есть причина многих наших бед. Мы любим
отдаваться цельно, без уступок, без остановок на полдороге; мы не хитрим и не
лукавим сами с собою, а потому и не терпим мировых сделок между своею мыслью и
действительностью. Можно надеяться, что это драгоценное, великое свойство
русской души когда-нибудь проявится в истинно прекрасных делах и характерах.
Теперь же при нравственной смуте, господствующей в одних частях нашего общества,
при пустоте, господствующей в других, наше свойство доходить во всем до краю —
так или иначе — портит жизнь и даже губит людей». |