Уже с первых страниц романа «Преступление и наказа­ние» главный герой его, студент Петербургского универси­тета Родион Раскольников, погружен в болезненное состо­яние, порабощен философской идеей-страстью, допуска­ющей «кровь по совести». Наблюдая русскую жизнь, размышляя над отечественной и мировой историей, Рас­кольников приходит к мысли, что исторический прогресс и всякое развитие осуществляются за счет страданий, жертв и даже крови, что человечество извечно подразделя­ется на две категории. Есть люди, безропотно принимаю­щие любой порядок вещей, — «твари дрожащие», и есть люди, нарушающие моральные нормы и общественный по­рядок, принятый большинством, — «сильные мира сего». Великие личности, «творцы истории»—Ликург, Наполе­он — не останавливаются перед жертвами ради осуществ­ления своих идей. Развитие общества совершается за счет попрания «тварей дрожащих» наполеонами.

Поделив людей на две категории, Раскольников сталки­вается с вопросом, к какому разряду принадлежит он сам: «Вошь ли я, как все, или человек?.. Тварь ли я дрожащая или право имею?..» Убийство старухи процентщицы — это самопроверка героя. «Не для того, чтобы матери помочь, я убил — вздор! Не для того я убил, чтобы, получив сред­ства и власть, сделаться благодетелем человечества. Вздор! Я просто убил; для себя убил, для себя одного...»

Герой не только не в разладе с современным обществом, но и несет в себе его болезни. Его увлекает антихристи­анская идея «сверхчеловека», которому «все позволено». В болезненном сознании героя не случайно соседствуют друг с другом Наполеон и Мессия (Христос). Раскольников впадает в грех самообожествления. Он полагает, что зако­нодателем нравственности является не Бог, а человек. Рас­кольников сам берет на себя право определять границы добра и зла, дозволенного и недозволенного и менять их по своему усмотрению. В его позиции есть старый как мир дьявольский соблазн—«и будете, как боги». Его идея «крови по совести» несет в себе скрытый богоборческий смысл. Раскольников бросает вызов основам христианской веры, согласно которым Закон нравственного Добра имеет не человеческое, а божественное происхождение. Он выше людского своеволия и властвует над каждым из нас с безусловностью высшего божественного авторитета. Пото? му и в преступлении своем, как заметил один православ­ный богослов, современник Достоевского, герой поднял топор не только на старушонку процентщицу, но и на «самого Христа жизнодавца, на принцип всего святого и духовно живого, не скупо положенного в душе самого Раскольникова».