В 1853 году началась русско-турецкая война. Охвачен­ный патриотическими чувствами, Толстой хлопочет о пе­реводе в действующую армию. Его просьба удовлетворена. В начале 1854 года Толстой переведен с Кавказа в Дунай­скую армию и произведен в прапорщики. Он едет на вой­ну с воодушевлением: наконец-то судьба вверила ему дело, достойное праправнука Петра Толстого, знаменитого посла в Константинополе. Предки начинали, а на его долю вы­пало завершать затянувшийся спор России с Востоком. Свой идеал Толстой ищет не «внизу», не в облике просто­го солдата, а там, где, по его мнению, творится история, решаются судьбы народов и государств. Он мечтает о подвиге, о славе. Аристократы, адъютанты при штабе армии, возбуждают в нем зависть. Толстой испытывает «сильней­шее желание» стать адъютантом главнокомандующего М. Д. Горчакова, приходившегося ему троюродным дядей.

Но в июне 1854 года терпит полный крах русская дип­ломатия. Австрия отказывается от нейтралитета, Франция и Англия вступают в войну с Россией на стороне Турции, высаживают войска на Крымский полуостров и наносят сокрушительное поражение русским в Инкерманском сра­жении. М. Д. Горчаков вынужден снять осаду Силистрии и отступить за Дунай. Толстой оставляет Южную армию и отправляется в осажденный Севастополь. Артиллерийский офицер, он находится в резерве, на Бельбеке.

Наши военные неудачи глубоко волнуют его. Наступает болезненный и сложный этап в жизни Толстого. Теперь ему бросаются в глаза лишь бесчинства и вопиющие бес­порядки. Он пишет «Проект переформирования армии», в котором, вскрывая пороки военной системы, еще не видит «скрытой теплоты патриотизма» матросов и солдат. Солдат в «Проекте...» — «существо, движимое одними телесными страданиями». Он дерется с врагом «только под влиянием духа толпы, но не патриотизма». Толстому кажется, что «человек, у которого ноги мокры и впей ходят по телу, не сделает блестящего подвига».

Но кризис, переживаемый Толстым, окажется лишь этапом на пути к новому духовному подъему. Он произой­дет в апреле 1855 года, когда Толстой попадет из резерва на Язоновский редут четвертого бастиона Севастополя. Об­щаясь с солдатами и матросами в боевой обстановке, Тол­стой убеждается в том, что истинный патриотизм, глубо­кую любовь к родине следует искать не в высших сферах, не у адъютантов и штабных офицеров, а в кругу простых людей, на плечи которых падает основная тяжесть войны. Укрепляется вера Толстого в духовные силы народа, и со­вершается перелом во взглядах, аналогичный тому, какой переживут в ходе Отечественной войны 1812 года Пьер Безухов и Андрей Болконский — герои будущего романа-эпо­пеи «Война и мир». Испытав тяготы Севастопольской оса­ды с июня 1854 года по апрель 1855 года, Толстой решил показать Крымскую войну в движении, в необратимых и трагических переменах. Возник замысел изображения «Се­вастополя в различных фазах», воплотившийся в трех вза­имосвязанных рассказах.

«Севастополь в декабре месяце» — ключевой очерк се­вастопольской трилогии Толстого. В нем формируется тот общенациональный взгляд на мир, с высоты которого освещаются дальнейшие этапы обороны. Рассказ напоми­нает диалог двух разных людей. Один — новичок, впервые вступающий на землю осажденного города. Другой — чело­век, умудренный опытом. Первый — это и воображаемый автором читатель, еще не искушенный, представляющий войну по официальным газетным описаниям. Второй — сам автор, который руководит нашим восприятием, учит «жить Севастополем». Вначале он показывает «фурштатского сол­датика, который ведет поить, какую-то гнедую тройку... так же спокойно, и самоуверенно, и равнодушно, как бы все это происходило где-нибудь в Туле или в Саранске». Затем проявление этого неброского, народного в своих ис­токах героизма Толстой подмечает и в лице того офицера, который в безукоризненно белых перчатках проходит ми­мо, и в лице матроса, который курит, сидя на баррикаде, и в лицах рабочих, солдат, с носилками дожидающихся на крыльце бывшего Собрания, превращенного в госпи­таль.

Чем питается этот будничный, повседневный героизм защитников города? Толстой не торопится с объяснением, заставляет всмотреться в то, что творится вокруг. Вот он предлагает войти в госпиталь: «Не верьте чувству, которое удерживает вас на пороге залы, — это дурное чувство, — идите вперед, не стыдитесь того, что вы как будто пришли смотреть на страдальцев, не стыдитесь подойти и погово­рить с ними...» О каком дурном чувстве стыда говорит Толстой? Это чувство из мира, где сочувствие унижает, а сострадание оскорбляет болезненно развитое самолюбие че­ловека, это чувство дворянских гостиных и аристократи­ческих салонов, совершенно неуместное здесь. Автор при­зывает собеседника к открытому, сердечному общению, которое пробуждает в участниках обороны атмосфера на­родной войны. Здесь исхудалый солдат следит за нами «добродушным взглядом и как будто приглашает подойти к себе». Есть что-то семейное в стиле тех отношений, ко­торые установились в декабрьском Севастополе. И по мере того как герой входит в эту «семью», он освобождается от эгоизма и тщеславия и приходит к пониманию причины героизма участников обороны: «Эта причина есть чувство, редко проявляющееся, стыдливое в русском, но лежащее в глубине души каждого,—любовь к Родине».

«Севастополь в декабре» является зерном «Севасто­польских рассказов»: в нем схвачен тот идеал, с высоты которого оцениваются события последующих двух произве­дений. Сюжетные мотивы «Севастополя в декабре» неод­нократно повторяются в «Севастополе в мае» и «Севасто­поле в августе». Рассказ «Севастополь в мае» знаменует новую фазу войны, не оправдавшей надежд на единство на­ции. Тщеславие, а не патриотизм оказалось решающим стимулом поведения в кругу людей, стоящих у власти, подвизающихся в штабах армий и полков. И Толстой бес­пощадно осуждает такую войну, которая ради крестиков-наград, ради повышений по службе требует новых и новых жертв.

В «Севастопольских рассказах» впервые в творчестве Толстого возникает «наполеоновская тема». Писатель пока­зывает, что офицерская элита не выдерживает испытания войной, что в поведении офицеров-аристократов эгоисти­ческие, кастовые мотивы к маю 1855 года взяли верх над иными, патриотическими. Вместо сплочения нации целая группа людей, возглавлявших государство и армию, обосо­билась от высших ценностей жизни миром, хранителем ко­торых был простой солдат.

Героями «Севастополя в августе 1855 года» не случай­но оказываются люди не родовитые, принадлежащие к мелкому и среднему дворянству: к августу бегство аристо­кратов и штабных офицеров из Севастополя под любыми предлогами стало явлением массовым. Время перед послед­ним неприятельским штурмом севастопольских твердынь по-своему рассортировало людей. В критические для Рос­сии минуты между разными группами внутри офицерско­го круга растет взаимная отчужденность. Если штабс-капи­тан Михайлов еще тянулся к аристократам, то Михаилу Козельцову они глубоко несимпатичны.

Ход событий заставляет Михаила Козельцова отречься от офицерской верхушки, принять народную точку зрения на жизнь, прислушаться к мнению рядовых участников обороны. Севастополь пал, но русский народ вышел из не­го непобежденным духовно. «Почти каждый солдат, взгля­нув с Северной стороны на оставленный Севастополь, с не­выразимою горечью в сердце вздыхал и грозился врагам».