А. Т. ТВАРДОВСКИЙ
(1910-1971)
Художественное своеобразие поэмы
А.Т. Твардовского «Василий Теркин»
Поэма А.Т.Твардовского «Василий Теркин» стала одним из самых значительных поэтических произведений военных лет. Она выделяется среди других поэм военного времени особой полнотой, всесторонностью и глубиной реалистического изображения народно-освободительной борьбы, а
также неповторимым сочетанием эпического и лирического начал, присущим ей юмором и серьезностью в изображении героических и трагических событий военных лет.
Важной художественной особенностью поэмы является соотношение характера главного героя и народа. Являясь обобщенным и глубоко индивидуализированным художественным воплощением русского национального характера, Теркин в
поэме Твардовского неотделим от воюющего народа
— солдатской массы и ряда таких эпизодических персонажей, как дед солдат
времен Первой мировой войны и бабка,
танкисты в бою и на марше, девчонка медсестра в госпитале, солдатская мать, возвращающаяся из вражеского плена, он также неотделим и от матери-родины. И вся «Книга про бойца» — это поэтическое утверждение народного единства жизнестойкости, оптимизма, веры в торжество правого дела, воплощенное прежде всего в образе главного героя.
Для понимания поэмы, ее глубокого осмысления важно увидеть соотношение автора и героя, проявляющееся в присутствии лирического и эпического начал в тексте. Эпическая, сюжетно-повествовательная основа поэмы не заглушает лирического компонента, играющего в ней существенную роль. И не случайно столь важное место в ее общей структуре занимает образ автора-повествователя,
или, точнее, лирического героя, особенно ощутимый в главах
«О себе, О войне, «О любви, четырех главках «От автора». Так, в главе «О себе» поэт заявляет, обращаясь к читателю:
,..И скажу тебе, не скрою, — В этой книге, там ли, сям, То, что молвить бы герою, Говорю я лично сам. Я за все кругом в ответе, И заметь, коль не заметил, Что
и Теркин, мой герой, За меня гласит порой.
И речь здесь идет не только, так сказать, о «взаимозаменяемости» поэта и героя в их высказываниях. В поэме Твардовского несомненно единство лирики и эпоса, опирающееся на тесную взаимосвязь личности и общества в годину суровых испытаний.
Переплетение обыденного, подчас даже комического с возвышенным и трагедийным — также одна из особенностей «Книги для бойцам, изображающей войну, как она есть — в ее буднях и героике. Во вступительной главке «От автора» поэт не без улыбки, но и достаточно серьезно замечает: *На войне одной минутки / Не прожить без прибаутки, / Шутки самой немудрой». И действительно, начиная с первой и до завершающей главы стихия юмора пронизывает поэму:
Дельный, что и говорить, Был старик тот самый. Что
придумал суп варитьНа колесах прямо.
(«На привале»)
Эй, славяне, что с Кубани, С Дона, с Волги, с Иртыша, Занимай высоты в
бане, Закрепляйся не спеша!
(«В бане»)
Вместе с тем необходимо подчеркнуть, что книга Твардовского отличается своей глубочайшей правдой о войне как суровом и трагическом — на пределе возможностей — испытании жизненных
сил народа, страны, каждого человека. Она
отмечена полнотой и всесторонностью реалистического
изображения военной страды: величайших бедствий, страданий и подвигов народных. Об этом свидетельствуют не только программные слова о «правде сущей, / Правде, прямо
в душу бьющей, / Да была б она погуще, / Как бы ни была горька», — из
вступительной главки, но и буквально
каждая страница книги, горестное и трагическое содержание многих ее глав («Переправа», «Бой в болоте», «Смерть и воин,
«Про солдата-сироту) и конечно же проходящие рефреном, ставшие крылатыми ее
строки: «Бой идет святой и правый. /
Смертный бой не ради славы, / Ради жизни
на земле*.
Жестокая и горькая правда этих слов со всей остротой
сопереживания раскрывается в строфах о том,
как война беспощадно поглощает людские жизни,
— в главе «Переправа»:
И
столбом поставил воду Вдруг снаряд. Понтоны — в ряд. Густо было там народу — Наших стриженых ребят...
И увиделось впервые,
Не забудется оно:
Люди теплые, живые
Шли на дно, на дно, на
дно,..
Или — другой пример — столь же беспощадная правда об изнурительных боях за «населенный
пункт Борки?, небольшую лесную деревеньку,
от которой и осталось-то всего «обгорелых три трубы*.>.
Речь
идет о том болоте. Где
война стелила путь. Где
вода была пехотеПо
колено, грязь — по грудь;
Где в
трясине, в ржавой каше, Безответно
— в счет, не в счет — Шли,
ползли, лежали нашиДнем и
ночью напролет...
И в
глуши, в бою безвестном, В
сосняке, в кустах сырых Смертью
праведной и честной Пали
многие из них.
(«Бои в болоте»)
Глубоко реалистический характер
произведения не мешает
использованию в нем условных, фантастических,
символических образов и мотивов. Так, реализм и условность сочетаются в главе «Смерть и воин». Эта глава, как отмечал сам автор, связывает поэму военных лет с опубликованным много лет спустя «Теркиным на том свете»,
где условность и фантастика играют важную роль в сатирическом изображении современности.
Что касается жанровых и сюжетно-композиционных
особенностей поэмы, то поначалу поэт не слишком беспокоился о них: «Я недолго томился сомнениями и опасениями
относительно
неопределенности жанра,
отсутствия первоначального плана, обнимающего все произведение наперед» слабой сюжетной связанности глав между собой. Не поэма — ну и пусть себе не поэма,
решил я, нет единого сюжета — пусть себе нет, не надо; нет самого начала вещи —
некогда его выдумывать; не намечена
кульминация и завершение всего
повествования — пусть, надо писать о том, что горит, не ждет, а там видно
будет, разберемся*. Ясность пришла в процессе работы, и подтверждением этому служат пояснения, которые автор делает в статье «Как был написан
«Василий Теркин»: *И первое, что я принял за принцип композиции и стиля, — это стремление к известной законченности
каждой отдельной части, главы, а внутри главы — каждого периода и даже строфы, Я должен был иметь в виду читателя, который хотя бы и незнаком был с предыдущими
главами, нашел бы в данной, напечатанной
сегодня в газете главе нечто целое, округленное. Кроме того, этот читатель мог и не дождаться моей следующей главы: он был там, где и герой, — на войне. Этой примерной завершенностью
каждой главы я и был более всего озабочен».
Своеобразие
сюжетно-композиционного построения книги
определяется самой военной действительностью.
«На войне сюжета нету», — заметил Твардовский в одной из глав. И в
поэме в целом, действительно, нет таких
традиционных компонентов, как завязка,
кульминация, развязка. Однако внутри
глав с повествовательной основой,
как правило, есть свой сюжет, между этими главами возникают отдельные
сюжетные связи. Общее развитие, движение
событий, раскрытие характера героя, при всей самостоятельности отдельных глав,
определяются самим ходом войны,
сменой ее этапов: от горьких месяцев отступления и тяжелейших оборонительных боев — к
праздничным
дням выстраданной и завоеванной победы.
Жанр своего произведения Твардовский определил как «Книгу про бойца», и это было не просто результатом стремления избежать обозначения «поэма*, «повесть* или «роман*: «У меня не выходили
эти признаки, а нечто все-таки выходило,
и это нечто я обозначил «Книгой про бойца*.
При этом поэт понимает слово «книга» в особом,
значительном, народном смысле, «как предмет
серьезный» достоверный, безусловный» и
связывает ее создание с уникальными, неповторимыми обстоятельствами жестокой и священной освободительной борьбы народа с врагом.
Язык и стиль поэмы при всей кажущейся простоте и традиционности отличается редкостным богатством,
В ней необычайно широко и свободно использована
устно-разговорная, литературная и народнопоэтическая
речь. Автор употребляет множество
пословиц и поговорок: «Я от скуки на все руки?, «Делу время — час забаве»,
народные песни: о шинели: «Эх,
суконная, казенная, / Военная
шинель...», о реченьке: сЯ на речке ноги вымою. / Куда, реченька, течешь? , В сторону мою родимую, / Может, где-нибудь свернешь».
Твардовский в совершенстве владеет искусством говорить просто, но глубоко поэтично. Он сам создает речения> вошедшие в жизнь на правах поговорок: *Не гляди, что на груди, / А гляди, что впереди!*; «У войны короткий путь, / У любви — далекий*; «Пушки к бою едут задом» и др. Поэт, несомненно, был прав, когда в конце своей книги заметил как бы от имени будущего читателя:
Пусть читатель вероятныйСкажет с книжкою в руке: — Вот стихи, а все понятно, Все
на русском языке...
Стих поэмы — в основном 4стопный хорей, который со времен Пушкина и Ершова ассоциируется
со сказкой — любимым народным жанром, предполагающим речевую легкость, предельную доступность того, о чем рассказывается, В рифмах нет нарочитой изобретательности, нередко они намеренно неточные — это тоже характерно для фольклора и усиливает естественность звучания
стиха.
Органическая художественная целостность в «Василии Теркине* достигается во всем — от глубоко народных основ содержания до мельчайших деталей внешней формы. И знаменательно, что в высокой оценке этого уникального произведения сошлись не только массы рядовых читателей, но и такие взыскательные мастера словесного искусства, как И. А. Бунин и Б, Л. Пастернак. |