Нравственный облик Лужина

и Свидригайлова в романе ФМ. Достоевского

«Преступление и наказание»

В романе Достоевского, имеющем глубокую философскую основу, расстановка героев тща­тельно продумана автором. Все они выполняют определенные функции, необходимые для рас­крытия общего замысла романа. Однако особая роль отведена Свидригайлову и Лужину, своеоб­разным двойникам Рас ко льни ков а, соприкаса­ясь с которыми главный герой как в зеркале ви­дит собственное отображение, вернее, те уродли­вые возможности его теории, которые были от него скрыты.

Замечательно первое появление Свидригайлова: он как бы выходит из самого Раскол ьникова, из его сна, или из его подсознания. Человек с темным «уголовным прошлым», Свидригайлов не только внутренне опустошен, но и сам траги­чески осознает свою опустошенность и глубоко страдает от нее. Как и в Раскольникове, в нем живет неумолимый судья. И в то же время Свид­ригайлов потерял власть над своими страстями. Отвращение к себе уживается, в нем с цинизмом и садистскими наклонностями. Выясняется, что Свидригайлову вечность иногда представляется темной, грязной комнатой: нет Бога, и, следова­тельно, все позволено. На первый взгляд общего

у героев не так уж и много. Однако Свидригайлов при первом же свидании с Раскольниковым заяв­ляет, что у них есть «общая точка», что они «од­ного поля ягоды», И действительно, провозгла­шаемое Раскольниковым отрицание нравствен­ных норм, утверждение им идеи сильной лич­ности приводят, если довести рассуждения героя до логического конца, не только к оправданию преступления Расколъникова, но и к оправданию разврата и нравственной опустошенности Свядригайлова, вызывающих у него самого тоску и внутреннее омерзение. Получается, что теория Раскольникова о праве на преступление неиз­бежно приводит к потере нравственных ориенти­ров и полному моральному разложению. Так, мечта Раскольникова о «сильной личности» от­ражается в Свидригайлове как в кривом зеркале» Свидригайлов — другая, неосознанная, темная сторона Раскольникова, его «вторая натура» . Вот почему Свидригайлов исчезает, кончает жизнь самоубийством, когда Раскольников решает со­знаться в содеянном,

Другой двойник Раскольникова — жених его сестры Петр Петрович Лужин, ограниченный, расчетливый делец приобретете ль. Он тоже «те­оретик». Как заявляет Лужин, преимущество но­вейшей буржуазной экономической науки состо­ит в том, что она освободила человека от ложной идеи любви к другим людям и от сознания нрав­ственного долга личности перед обществом. Идеи Лужина Достоевский представляет таким обра­зом, чтобы читатель понял: его принципы явля­ются» в сущности, более низменным вариантом взглядов главного героя, вульгарным опошлени­ем его идеи, «А доведите до последствий, что вы давеча проповедовали, и выйдет, что людей мож­но резать»» — заявляет сам Раскольников Лу­жину, тем самым устанавливая еще отчетливо не осознанную им самим общность между собой и женихом сестры.

Эти центральные герои, своего рода практи­кинаполеоны, позволившие себе все, что они по­желали, не считаясь с моральными нормами, на­ходятся на переднем плане сюжета. Однако нео­бычайная философская напряженность романа и сосредоточенность вокруг нравственной пробле­мы были бы невозможны, если бы писатель не решил также проблему «композиционной пе­риферии?, то есть не разработал систему эпи­зодических персонажей, которые так же, как и Свидригайлов и Лужин, зеркально отражают идею Расколышкова. По своей сути периферий­ные персонажи это не только фон, но и питатель­ная почва, или среда, из которой вырастают сознательные практики индивидуалистической теории.

«Идея», по убеждению Достоевского, не толь­ко личное дело ее создателя Раскольникова — она является итогом целого этапа жизни общест­ва и касается каждого. Говоря словами автора «Преступления и наказания», это «идея, которая носится в воздухе». А воздухом своего времени дышат все: и главные герои, и второстепенные персонажи. Поэтому часто второстепенные или просто мелькающие случайно персонажи несут нагрузку ничуть не меньшую, чем главные, по­скольку через них наглядно демонстрируется всеобщая связь явлений. Так, Раскольникова буквально преследуют во сне и наяву «лошади­ные» ассоциации, символизирующие надорван­ность и загнанность человека, живущего в этом жестоком мире. Роман буквально пронизан ими. В знаменитом сне герой видит «...подле кабачного крыльца стоит телега» но странная телега. Это одна из тех больших телег, в которые впрягают больших ломовых лошадей... Но теперь, стран­ное дело, в большую такую телегу впряжена был а маленькая, тощая саврасая крестьянская клячонка». Эта тщедушная лошаденка должна свезти целую толпу пьяно орущих мужиков, за­бивающих ее до смерти. Раздавлен лошадьми Мармеладов, в судьбе которого принимает учас­тие Раскольников, в отчаянии кричит умираю­щая Катерина Ивановна: «Уездили клячу!.. Надорвалаась!» Наконец, и сам Раскольников чув­ствует себя как дрожащая» загнанная лошадь. Тупая, злая и равнодушная к чужим страданиям толпа» как правило, гонит бедную клячу. Эти оз­веревшие люди ненавистны Родиону. Однако, просыпаясь после страшного сна, он вспоминает о своей «идее» и видит себя среди тех, кто бьет и гонит надорвавшуюся клячу. Положение героя двойственно: он и среди тех, кто гонит, и его са­мого загоняют, как ту клячу. Поставленный пе­ред жесткой необходимостью выбора, он останав­ливается на первом. Его «власть над тварыо дро­жащею» имеет в романе свою ассоциативную параллель — это загнанная толпой дрожащая ло­шаденка. Так Раскольников объективно приоб­щен к темной, слепой и беспощадной силе, кото­рая бичует и его самого. И мучительнее всего то, что толпа, оказывается, действует согласно егоже теории. Потому что жизнь с ее подлинными страданиями в романе Достоевского оборачивает­ся зрелищем для «сверхчеловеков», живущих в незаметных обывателях. Целая толпа маленьких наполеонов обступает героя романа»

Они посмеиваются, глядя на страдания Мармеладова, Катерины Ивановны, Сони, самого Раскол ьникова. Вот завсегдатаи распивочной, со смехом выслушав горькую исповедь Марме л адо­ва, откликаются издевательскими репликами. А хозяин распивочной, безымянный предводи­тель безликой массы, коротко подытоживает единодушную реакцию на вопль души отчаявше­гося человека: «Для чего тебя жалеть то скорее всего он и есть тот наполеонпрактик, о кото­ром грезит теоретик наполеонизма Родион Рас­кольников. Один из многих, кабатчик вполне отвечает требованиям обесчеловечивающей те­ории Раскольникова: «переступив», уж онто не будет каяться и терзаться муками совести — да и кто знает, сколько раз он уже «переступал»? «Это не то, совсем не то&, — Родион Романович не признает в них свою «идею». Но это его «идея» — только вышедшая на улицу, раство­рившаяся в затхлом обывательском болоте. На какоето мгновение один из массы подхватывает «идею», потом другой, третий... С нею потом явится Лужин, посланник толпы, и Свлдригайлов, посланник беса. И тот и другой — из тех» кто хлещет клячу по кротким глазам, оба не­навистны Раскольникову и оба, как ни стран­но, близки ему. Таким образом, «задний план» романного действия напрямую вовлекается в непрерывно идущий философский спор: ведь «они», толпа» чернь — отправные категории в те­ории Раскольникова. Безмерно удаленные от главного героя, безымянные персонажи в той же степени подчиняются действию силовых магнит­ных линий, образовавшихся вокруг «идеи». Во­круг главных, трагических героев в безобразной и жуткой кадрили кружится чернь. Обыватель­ское существование является мощной разруши­тельной силой» способной поглощать светлые, идеальные начала жизни.

Конечно, в массовом сознании просыпаются иногда и добрые инстинкты. Как это случилось с безымянным мещанином, сначала обвинившим Раскольникова в убийстве, но потом попросив­шим у него прощения. Фоном романов Достоев­ского является не народ, как в романах Л, Толс­того, а мещанскообывателъская масса, служа­щая превосходной питательной средой для чело­веконенавистнических теорий.

Таким образом, благодаря умелому введению эпизодических лиц автор в образной структуре романа закладывает огромный заряд отрицаю­щей энергии, способный опровергнуть основы теории Раскольникова.