Идея дома, святого домашнего очага Пантелея Прокофьевича Мелехова развернута в романе в ситуациях своеобразного поединка этого трудолюбивейшего казака-крестьянина с разрушающими его гнездо вихрями истории. Как и все казаки, он, конечно, с любовью вспоминает все ритуалы императорских скачек, эпоху покоя, вносимого самим сидением на престоле «батюшки-царя». Когда в Новочеркасске выбирают вместо застрелившегося Каледина нового атамана и казакам представляют Петра Краснова, то «буря восторга гуляла по рядам делегатов» от одного вида молодецкого генерала «с густым засевом крестов и медалей, с эполетами... многие увидели тусклое отражение былой мощи империи». Но никаких обязательств — хранить, возрождать эту мощь, охранявшую и его дом, его очаг, — Пантелей Про-кофьевич не осознает. Дальше умиления: «Вот это — генерал!.. Как сам император, ажник подходимей на вид. Вроде аж шибается на покойного Александра!» —- его монархизм не простирается. Где же спасение? В малом доме, в своей семье, своем клочке земли... В трагические дни, когда рушится большой дом — Россия, когда весь мир во власти катастрофы, Пантелей Про-кофьевич, как муравей, тащит в дом все, что подвернется, что плохо лежит, что стало вдруг «бесхозно». Готовясь в очередной «отступ» из Татарского, он намечает свой маршрут с непонятными для сына «заездами» и «крюками». Зачем так криво, так нелепо? «А затем, что и в Латышевом у меня двоюродная сестра, у ней я и себе и коням корму добуду, а у чужих придется свое тратить...» В сущности, мы видим трагический поединок «естественного» человека, привыкшего вить гнездо, тащить «соломку» на его сооружение, скреплять даже кусочки старого быта, — и исторических смерчей, разваливающих, сносящих это гнездо, рассыпающих его составные части. И прежде всего отдаляющих, убивающих сыновей... Назвать это накопительство Пантелея Прокофьевича, всю его борьбу за сохранность дома, сохранность привычного ритма трудов, сбережение детей и внуков «кулацким стяжательством» было более чем просто. Он даже... пулемет вывез откуда-то и спрятал для нужд хозяйства! Он же умело «калечит» лошадей, чтобы их не забрали проходящие части... Собственник, враг, чуждая новому миру душа? Но как радуется старик Мелехов двум внукам — ведь и новый мир будет пуст без них! — как устойчиво мелеховское гнездо, пока он жив, пока этот хромой старик трудится на земле. И горестная нота начинает звучать, когда этот ге рой впадает в равнодушие и начинает хулить свое же, невольно утраченное, — полушубок ли, поросенка ли, — смутно догадываясь: «Какие-то иные, враждебные ему начала вступили в управление жизнью». |