Своеобразие любовной лирики Некрасова

   Как оригинальный поэт выступил Некрасов и в заклю­чительном, четвертом разделе поэтического сборника 1856 года: по-новому он стал писать и о любви. Предшест­венники поэта предпочитали изображать это чувство в прекрасных мгновениях. Некрасов, поэтизируя взлеты любви, не обошел вниманием и ту «прозу», которая «в любви неизбежна» («Мы с тобой бестолковые люди...»). В его стихах рядом с любящим героем появился образ неза­висимой героини, подчас своенравной и неуступчивой («Я не люблю иронии твоей...»). А потому и отношения меж­ду любящими стали в лирике Некрасова более сложными: духовная близость сменяется размолвкой и ссорой («Да, наша жизнь текла мятежно...»).

   Такое непонимание вызвано иногда разным воспитани­ем, разными условиями жизни героев.  В стихотворении «Застенчивость»  робкий, неуверенный в себе разночинец сталкивается с надменной светской красавицей. В «Маше» супруги не могут понять друг друга, так как получили раз­ное воспитание, имеют разное представление о главном и второстепенном в жизни. В «Гадающей невесте» — горькое предчувствие будущей драмы: наивной девушке нравится в избраннике внешнее изящество манер, модная одежда. А ведь за этим наружным блеском чаще всего скрывается пустота. Наконец, очень часто личные драмы героев явля­ются продолжением социальных драм. Некрасов предвос­хищает образ Сонечки Мармеладовой Достоевского в сти­хах   «Еду   ли   ночью   по   улице   темной...».   И   хотя   в «Записках из подполья» Достоевский иронизирует над на­ивной верой в «прекрасное и высокое» лирического героя стихов Некрасова  «Когда из мрака заблужденья...»,  эта ирония, даже полемика не отменяет сочувственного отно­шения писателя к благородным порывам человека, стремя­щегося  «выпрямить»  и спасти  «падшую душу».   «Спаси­тель»   в   стихах   Некрасова   хорошо   знает   психологию «падшей души», ее затаенные комплексы. Сам поднявшись над болезненным состоянием унижаемого человека, он ста­рается избавить от него и героиню. Он знает, что ей нуж­но жить самой собой, а не чужим мнением о себе, приво­дящим героиню к тайным сомнениям, гнетущим мыслям, болезненно-пугливому состоянию души:  «Зачем же тайно­му сомненью / Ты ежечасно предана? / Толпы бессмыслен­ному мненью / Ужель и ты покорена?»

   По сути, перед нами женский вариант драмы «малень­кого человека», униженной и обиженной, а потому и бо­лезненно-гордой души, напоминающей будущую Настасью Филипповну из «Идиота» Достоевского, тоже пригревшую «змею в груди». А лирический герой Некрасова своим ак­тивным и пронзительным состраданием напоминает князя Мышкина.

   Таким образом, успех поэтического сборника 1856 года не был случайным: Некрасов заявил в нем о себе как само­бытный поэт, прокладывающий новые пути в литературе.