А. Н. ТОЛСТОЙ (1882-1945) Проблема власти и насилия в романе А. Н, Толстого «•Петр Первый» В романе А. Н. Толстого «Петр Первый» под¬робно освещается проблема власти и насилия. Автор внимательно исследует как сферу государ¬ственного управления, так и общественную, де¬ловую и частную жизнь русского общества конца XVII — начала XVIII века. Это обусловлено не только тем, что центральный герой произведе¬ния царь Петр I — государственный деятель, по¬литик, полководец и реформатор — был наделен неограниченной властью, необходимой для осу¬ществления грандиозных преобразований, но и тем, что отношения власти и подчинения прони зывают жизнь человеческого общества сверху до¬низу и свидетельствуют о степени его развитости и зрелости. Иностранцы, приезжавшие в Россию, называ¬ли ее страной дикой и варварской. Они имели в виду не только неспособность русских наладить политическую и хозяйственную жизнь страны, но и их семейный быт. Отношения в русской семье строились на неограниченной власти стар¬шего, мужа или отца, которые часто грубо злоу¬потребляли своим положением по отношению к зависимым от них домочадцам. Почти в самом начале повествования воображение читателей поражает сцена воспитания Данилой Меншиковым его сына Алексашки, который отбился от рук. По совету попа, ссылавшегося на авторитет Священного Писания, отец безжалостно порол уже выросшего сына, «вгоняя ему ум в задние ворота». Такое насилие старшего по отношению к младшему конечно же не способствовало ук-реплению взаимного доверия между отцом и сы¬ном, а вызывало озлобленное сопротивление со стороны подростка, в конце концов решившего убежать из дома. Богатый английский купец Сидней рассказал Петру I о русской женщине, зарезавшей ножом своего мужа, который звер¬ски истязал ее. Закопанная в землю, обреченная на мучительную смерть, она отказалась раска¬яться в убийстве даже ради помилования. По мысли Сиднея, бесчеловечное обращение с жен¬щиной, полное попрание ее человеческого досто¬инства является плохим примером для ее детей, будущих граждан, тогда как любовь, взаимное уважение супругов и детей приносят в дом и в страну мир и благонравие, С жестокостью и насилием была неминуемо связана борьба за верховную власть в стране. Бо¬ярские группировки безжалостно расправля¬лись со своими соперниками и теми, кто поддер живал их. Царевна Софья, чтобы утвердиться на престоле вместе с Василием Голицыным, была готова не только спалить всю Москву, но и убить своего младшего брата. Петр, довольно рано по¬чувствовавший злодейский нож у своего сердца, с горечью размышлял: «Сестрица, сестрица, бес¬стыдница, кровожаждущая... мясничиха! Грана¬ты на дорогу велела подбросить... С ножом под¬сылает...» Однако и сам Петр безжалостно рас¬правился с бунтовавшими против него стрельца¬ми, решив, что «гниющие члены железом надо отсечь», «а бояр, бородачей всех связать крова¬вой порукой». Пытки и казни выступивших в поддержку Софьи стрельцов длились целую зи¬му, тысячи повешенных раскачивались на ветру на московских стенах. Древнее византийское благочестие русского царства, о конце которого все так сокрушались, было лишь внешней оболочкой, за которой скры¬вался произвол и мздоимство московских бояр, воевод и представителей православной церкви. После благополучного окончания Троицкого по¬хода и устранения царевны Софьи от власти но¬вые министры — так начали называть их тогда иностранцы — выбили из приказов одних дьяков с подьячими и посадили других. Однако «это бы¬ли люди старые, известные, — кроме разорения, лихоимства и беспорядка и ждать от них было нечего». Лихоимств овал и не только верхние бо¬яре, но и местные воеводы. Петру постоянно при¬ходилось разбирать жалобы, челобитные на раз¬бойников воевод. «Древней скукой веяло от этих витиеватых грамот, рабьими стонами вопили жа¬лобы. Лгала, воровала, насильничала, отписыва¬лась уставною вязью стародавняя служилая Русь, кряхтела съеденная вшами и тараканами неприворотная толща». Слезный вопль на кунгурского воеводу Степку Сухотина, разорявшего поборами в свой карман торговых и посадских людей, дошел до Петра во время его пребывания в Архангельске. Но даже жестокие казни через повешение не могли обра-зумить разбойничавших воевод. Феодосии, ключарь КрестоВоздвиженского мо¬настыря в городе Белозерске, ссылаясь на жало¬ванную грамоту митрополита, требовавшую ис-коренять староверов» притеснял тех рыбаков, ко¬торые крестились двумя перстами. Он рвал их снасти, портил челны, забирал себе пойманную рыбу. Попытки рыбаков пожаловаться воеводе ни к чему не приводили, так как он сам глядел, чего бы стянуть. Насилие пронизывает общественные и госу¬дарственные отношения снизу доверху и стано¬вится основным управляющим принципом. Бе¬ли до воцарения Петра все сословия в стране, от крестьян до бояр, стонали от непосильных даней, налогов, податей и других повинностей, налагае¬мых не знавшей пощады казной, то после того, как он утвердился у власти и начал воевать за выходы к морям, строить флот, устанавливать мануфактуры, с человека уже не просто снима¬ли шкуру, но из него вытряхивали душу. Уже первые попытки Петра создать регулярную армию и флот свидетельствуют о его непреклон¬ной воле, не принимавшей никаких возраже¬ний» Ему всегда бешено не терпелось» Рабочих на переяславской верфи чуть свет будили бара¬баном, а то и палками. Люди падали от уста-лости. Перепуганные соседние помещики полу¬чали строгие царские указы везти на верфь хлеб, птицу, мясо. Для набора регулярного войска иных людей везли в Москву связанных, как воров, но многие прибывали добровольно, от скудного жития. Во время обучения они узнавали, что такое солдат¬чина: утром их будили барабаном, гнали нато¬щак на истоптанное поле, сначала учили разби рать какая рука левая, какая правая. Память вгоняли тростью. Виноватых тут же перед строем секли без пощады. После провала азовского похода, чтобы по¬строить новый флот, в Воронеж со всей России начали сгонять рабочих и ремесленников. «Зима выпала студеная, всего не хватало. Люди гибли сотнями. Во сне не увидать такой неволи, бежав¬ших ловили, ковали в железо. Вьюжный ветер раскачивал на виселицах мерзлые трупы». Нарвская «конфузил», при которой потеряли треть армии, всю артиллерию и обоз, поставила перед необходимостью строить укрепительные сооружения вокруг Новгорода. Петр отдает при¬каз всем монахам, вплоть до ангельского чина, и попам, и дьяконам, с попадьями и дьяконицами выйти на работу. А тем, кто останется без дела, обещает пятьдесят батогов у позорного столба на площади. Во все стороны была разослана цар¬ская грамота, безоговорочно требовавшая всех «тунеядцев и дармоедов, что кормятся при мо¬настырях, и всяких монастырских служек брать в солдаты», а также «конюхов и боярских холопей, и всех шатающихся междвор, нищих и бег¬лых». Но страшнее всего ходили темные слухи проуральские заводы и рудники Акинфия Демидо¬ва. Из приписанных к нему уездов люди от одно¬го страха бежали без памяти. Вербовщики Акин¬фия Демидова ходили по базарам и кабакам, на¬поив подходящего человека, подсовывали ему кабальную запись, и — пропал человек. Сажали его в телегу, если буйный — накладывали цепь, везли за тысячу верст на Невьянский завод, в рудники. <«А уж оттуда мало кто возвращался. Там людей приковывали к наковальням, к ли¬тейным печам. Строптивых пересекали лозами. Бежать некуда, — конные казаки с арканами оберегали все дороги и лесные тропы. А тех, ктопытался бунтовать, бросали в глубокие рудники, топили в прудах «. Упиралась вся Россия, людям казалось, что воистину пришли антихристовы времена. Наси¬лие со стороны правительства, как правило, рож¬дало протест со стороны угнетенных и ответное насилие: «Отчаянные люди поджигали леса во¬круг Воронежа. Мужики, идущие с обозами, ре¬зали со л датконвоиров; разграбив, что можно, уходили куда глаза глядят... В деревнях калечи¬лись, рубили пальцы, чтобы не идти под Воро¬неж». «Год от году все больше народу бегало от войскового набора, от военных и земских повин¬ностей, — скрывались в лесах, шалили и в оди¬ночку и шайками.,. Были такие городки, где ос¬тались одни старики, старухи да малые дети, — про кого ни спроси: этот взят в драгуны, этот на земляных работах или увезен на Урал, а этот еще недавно держал на базаре лавку — ипочтенныйи богобоязненный, — бросил жену, малых ребят, свистит с кистенем в овраге у большой дороги». Уходили па север к старцам в скиты, люди гото¬вы были сгореть в огне, но не подчиниться влас¬ти антихриста. Линию социального протеста в романе пред¬ставляет бывший монастырский холоп ФедькаУмойся Грязью» Он дважды бежал на Дон, но был выдан с Дона в кандалах, затем попытался уйти на север к раскольникам, но пойманный по¬ручиком Алексеем Бровкиным, был определен в армию солдатом. Во время нарвского сражения он убил поручика Леопольдуса Мирбаха и опять убежал в надежде пробраться на Дон, но, как ты¬сячи других людей, оказался на строительстве Петербурга. Даже нововведения в области быта и культуры были насаждаемы с жестокостью. Вернувшийся из заграничной поездки царь велел насильно овечьими ножницами стричь расчесанные, холе ные боярские бороды, л Падала к царским нож¬кам древняя краса. Окромсанный боярин молча закрывал лицо рукой, трясся...» Расправляясь с ненавистной стариной, царь на Святках с князьпапой, обоими королями и генералами и ближ¬ними боярами ездил по знатным дворам. Чело¬век сто вламывались в дом со свистом и бешены¬ми криками. Чем родовитее хозяин, тем стран¬нее придумывали над ним шутки. Во время святочной потехи царя многие приготовлялись как бы к смерти. Позже тех же бояр под страхом смертной казни заставляли надевать немецкие кафтаны и парики и заводить в своих домах не¬слыханный политес. В 1700 году царским указом было велено: «По примеру всех христианских народов — считать лета не от сотворения мира, а от Рождества Хрис¬това в восьмой день спустя, и считать новый год не с первого сентября, а с первого января сего 1700 года. И в знак того доброго начинания и но¬вого столетнего века в веселии друг друга по¬здравлять с новым годом». Даже это, казалось бы, доброе начинание сопровождалось неоправ¬данной жестокостью и варварским насилием. Царь с ближними объезжал знатные дома. Пья¬ные и сытые по горло, — все равно налетали, как саранча, — не столько ели, сколько раскидыва¬ли, орали духовные песни, мочились под столы. Напаивали хозяев до изумления. Ночевали впо¬валку тут же, на чьемнибудь дворе. Москву обхо¬дили из конца в конец, поздравляли друг друга с пришествием нового года и столетнего века, жгли потешные огни. В результате этого праздно¬вания Москва от большого пожара сгорела дотла. Обновлявшемуся государству были нужны об¬разованные люди. Однако дворянских недорос¬лей в сажень ростом приходилось гнать в науку дубиной. Царь издает и посылает с солдатами строгий указ пятидесяти лучшим московским дворянам собираться за границу — учиться мате¬матике, фортификации, кораблестроению и про¬чим наукам. Молодых людей собрали, благосло¬вили и отправили, как на смерть. Преобразования Петра I, направленные на превращение России в могущественную мировую державу, были своевременны и неизбежны. Все ощущали необходимость преодолеть вековой зас¬той и косность Руси. Однако в процессе этих пре¬образований царь и его ближайшее окружение, столкнувшись с сопротивлением всех слоев рус¬ского общества, со свойственной им нетерпимо¬стью силой насаждали то, что касалось полезно. А. С. Пушкин в «Истории Петра», материалы для которой он собирал» отмечает противоречи¬вость политики Петра и видит «разность между государственными учреждениями и временны¬ми указаниями: первые суть плоды ума обшир¬ного, исполненного доброжелательности и муд¬рости, вторые нередко жестоки, своенравны и, кажется, писаны кнутом.
Главная 
