Дворянство в романе А. С. Пушкина «Евгений Онегин»

В своем романе «Евгений Онегин» Пушкин де­тально изобразил жизнь дворянского общества 20-х годов XIX века. По словам В. Г. Белинского, это произведение можно назвать «энциклопеди­ей русской жизни», потому что здесь воспроизве­дена картина русского общества, «взятого в од­ном из интереснейших моментов его развития». Используя широкий бытовой и культурный фон, Пушкин показывает процесс пробуждения само­сознания в обществе на примере главных героев. В романе подробно изображено как столичное» московское и петербургское, так и провинциаль­ное дворянство.

Русское дворянство было сословием душе- и землевладельцев. Владение поместьями и крепо­стными крестьянами составляло привилегию дворян, оно было мерилом богатства, обществен­ного положения и престижа. Герои «Евгения Онегина» довольно четко охарактеризованы в от­ношении их имущественного положения. Отец Онегина «промотался», сам герой после получе­ния наследства от дяди сделался богатым поме­щиком. Характеристика Ленского начинается словами, что он богат. Ларины же не были бога­ты: мать Татьяны жалуется, что для поездки в Москву «доходу мало». Старшая Ларина, вдова екатерининского бригадира, скорее всего была помещицей среднего достатка. Выйдя за князя К, Татьяна сделалась, по ее словам, «богата и знатна»» то есть вошла в круг титулованной знати.

Тема богатства оказывается связанной с моти­вом разорения. Слова «долги», «залог», «заимо­давцы» встречаются уже в первых строках рома­на. Отец Евгения Онегина жил в Петербурге и вел аристократический образ жизни. Это требо­вало больших денег, необходимых на покупку предметов роскоши. Кроме того, он давал три ба­ла ежегодно, что было разорительно. Для всего этого нужны были деньги, и, чтобы получить их, помещик, ведущий подобный образ жизни, часто закладывал свои поместья в банк. Жить на средства, полученные при закладке имения, называ­лось «жить долгами». Такой способ был прямым путем к разорению.

Неудивительно, что, когда скончался отец Онегина, который вел хозяйство именно таким образом, выяснилось, что наследство обременено большими долгами: «Перед Онегиным собрался заимодавцев жадный полк». В этом случае на­следник мог принять наследство и вместе с ним взять на себя долги отца или отказаться от него, предоставив кредиторам самим улаживать счеты между собой. Первое решение диктовалось чув­ством чести, желанием не запятнать доброе имя отца или сохранить родовое имение. Легкомыс­ленный Онегин пошел по второму пути.

По традиции каждый дворянин, достигший совершеннолетия, имел право поступить на госу­дарственную службу, военную или статскую. Для этого ему нужно было получить образова­ние. Пушкин отрицательно относился к домаш­нему воспитанию, которое чаще всего получал молодой дворянин, обучавшийся сначала фран­цузскими гувернерами и гувернантками, а затем наемными учителями, редко серьезно относив­шимися к своим педагогическим обязанностям. Часто претендентами на учительские места в России были мелкие жулики и авантюристы, ак­теры, парикмахеры, беглые солдаты и просто люди неопределенных занятий.

Альтернативой домашнему образованию были частные и государственные учебные заведения. В России в это время было пять университетов. Царскосельский лицей, Педагогический инсти­тут в Петербурге, лицеи и гимназии в различных городах для желавших поступить в статскую службу, а также учебные заведения для тех дво­рян, которые хотели делать военную карьеру. Кроме того, состоятельные дворяне посылали своих детей учиться за границу. Среди друзей и знакомых Пушкина было много закончивших высшие или средние учебные заведения. Роман отражает реальность того времени. Автор-герой вспоминает свою юность, проведенную в Царско­сельском лицее. Ленский учился в Геттинген-ском университете, который был одним из наибо­лее либеральных университетов не только в Гер­мании, но и в Европе. Русские выпускники этого университета принадлежали к числу известных либералов и свободолюбцев. Там также учился и гусар Каверин, впоследствии ставший членом «Союза благоденствия», на встречу с которым едет Онегин в первой главе романа.

Образование, которое получил главный герой, носит исключительно домашний характер: он не закончил никакого учебного заведения. Его вос­питывали вубогий» француз-гувернер и домаш­ние учителя, которых нанимали для преподава­ния русского языка, истории, а также танцев и верховой езды. Онегин довольно много знал и умел, однако его знания не были ориентированы на профессиональное овладение предметами, они служили тому, чтобы быть принятым в светских кругах. Овладев в совершенстве французским языком и искусством непринужденных покло­нов, научившись легко танцевать мазурку, Оне­гин без труда был признан своим в высшем обще­стве: «свет решил, что он умен и очень мил»>.

Знание латинского языка не входило в круг светского дворянского образования. Оно было обычно для воспитанников духовных семинарий. Однако латинский язык был распространен сре­ди дворян, стремившихся к серьезному образова­нию. Этому также способствовала мода на воспи­тателей-иезуитов в начале XIX века. С закрыти­ем иезуитских пансионов в 1815 году латынь выпала из круга светского образования. Поэтому автор говорит, что «латынь из моды вышла ны­не». Онегин же, воспитанный под руководством аббата-католика, овладел начальным курсом ла­тинского языка и умел разбирать эпиграфы — античные надписи на памятниках, зданиях и гробницах, которые включались в популярные французские учебники по латыни,

Интерес к историческим сведениям был широ­ко распространен в кругу передовой дворянской интеллигенции и особенно обострился в связи с полемикой вокруг первых томов «Истории госу­дарства Российского» Н. М, Карамзина. Фило-софско-публицйстический подход к историче­ской науке & декабристской среде противостоял взгляду на историю как цепь анекдотов, то есть описаний пикантных происшествий из жизни царствующих особ и их приближенных лиц. Именно такое отношение к этой науке усвоил Онегин, хранивший в своей памяти «дней минув­ших анекдоты от Ромула до наших дней».

Интерес к сочинениям Адама Смита и других экономистов был яркой чертой общественных на­строений русской дворянпкой молодежи в 1818— 1820 годах. В тех кругах «Союза благоденствия», с которыми соприкасался Пушкин, изучение по­литэкономии считалось более полезным, чем за­нятия античной поэзией. Политэкономия препо­давалась и в Геттингенском университете, кото­рый закончил Ленский. Онегин, подобно мно­гим, «бранил Гомера, Феокрита» и предпочитал им труды Адама Смита. Однако автор иронизи­рует по поводу серьезности его познаний в облас­ти политэкономии. Интерес Онегина к этому предмету мог быть данью моде.

Знание трудов французских фи л ос офов» про­светите л ей также было широко распространено в среде передовой дворянской интеллигенции. Их сочинения вызывали многочисленные споры и дискуссии, Онегин и Ленский, встретившись в деревне, обсуждали «племен минувших догово­ры»: речь шла о трактате Жан Жака Руссо «Обобщественном договоре», широко известном б России. «Плоды наук, добро и зло» — другой по­вод для спора, также связанный с диссертацией Руссо на тему в Способствовал о ли возрождение наук и искусства очищению нравов?», в которой французский философ высказывает убеждение в ложности направления всей человеческой циви­лизации.

По традиции того времени молодой дворянин занимался своим образованием только до поступ­ления на службу или начала выездов в свет. Са­моцельный интерес к науке после достижения совершеннолетия воспринимался окружающи­ми как большое чудачество и непозволительная блажь. Онегин, свободный от служебных обязан­ностей, разочаровавшись в светской жизни» все же сделал попытку занять себя изучением чужих трудов, но у него из этого ничего не вышло.

Дворянство было «служилым» сословием. Хо­тя неслужащий дворянин формально не нарушал законов Российской империи, но отношение к нему было отрицательным как со стороны прави­тельства, так и со стороны общественного мне­ния. Служба также органически входила в дво­рянское понятие чести и связывалась с патрио­тизмом. Наиболее престижной считалась воен­ная служба.

На таком фоне биография Онегина приобрета­ла демонстративный оттенок. Герой пушкинско­го романа не только никогда не носил военного мундира, что выделяло его из числа сверстников, встретивших 1812 год в возрасте 16—17 лет, но и вообще никогда нигде не служил, не имел ника­кого, даже самого низшего чина. Это делало Оне­гина белой вороной в кругу современников. До­статочно сказать, что князь М, за которого выш­ла замуж Татьяна» был боевым генералом, израненным в сражениях. По возрасту же он был не намного старше Онегина, так как они были приятелями. Отец Татьяны тоже в свое время служил и вышел в отставку в чине бригадира. Он был участником русс ко-ту редкой войны и полу­чил медаль за храбрость при штурме Очакова. Отец Онегина, живя в Петербурге, служил «от-лично-благородно&, что означает «заслуживаю­щим отличия образом». Он скорее всего был стат­ским чиновником. Ленский же, только что до­стигший совершеннолетия, окончив универси­тет, еще не успел определить свой жизненный путь, рано погибнув на дуэли.

Светская жизнь наряду со службой была важ­ным элементом дворянского быта. Свободный от служебных обязанностей, Онегин ведет исклю­чительно светский образ жизни. Лишь немного­численная группа дворянской молодежи Петер­бурга начала XIX века вела подобную жизнь. В соответствии с аристократической привычкой столичного жителя он просыпается «за пол­день». Мода вставать как можно позже восходи­ла к французской аристократии ^старого режи­ма» и была занесена в Россию эмигрантами-ро­ялистами. Эта привычка отделяла неслужащего дворянина не только от простонародья или офи­церов, тянувших фрунтовую лямку, но и от дере­венского помещика-хозяина, чей день начинался довольно рано. Татьяна Ларина, выросшая в де­ревне и следовавшая здоровым обычаям сель­ских жителей, любила « предупреждать зари восход».

За поздним подъемом следовал утренний туа­лет и чашка кофе, которые сменялись к двум-трем часам дня прогулкой по Невскому проспек­ту. Около четырех часов пополудни наступало время обеда. Такие часы ощущались как поздние и «европейские»: для многих еще было памятно время, когда обед начинался в двенадцать. Моло­дой человек, ведущий холостой образ жизни, редко содержал повара, он предпочитал обедать в ресторане. Местом сбора петербургских денди во времена Онегина был ресторан Талона на Нев­ском проспекте. Именно туда он отправился, что­бы встретиться с Кавериным, который был извес­тен своим разгульным поведением и свободомыс­лием.

Послеобеденное время-Онегин, как любой пе­тербургский франт, проводил в театре, заполнив время между рестораном и балом. Театр в это время был не только художественным зрелищем и своеобразным клубом, где происходили свет­ские встречи, но и местом любовных интриг.

Бал или званый вечер в светской гостиной вен­чали день. Здесь реализовывалась общественная жизнь дворянина. Это была область непринуж­денного общения, светского отдыха, где границы служебной иерархии значительно ослаблялись. Недаром в романе изображению балов уделено много внимания: два петербургских бала, бал по случаю именин Татьяны, а также вкратце упоми­нается московский бал в Благородном собрании, на котором героиню заметил князь N.

Признаком особого щегольства считался по­здний приезд на бал. В первой главе Онегин, сле­дуя моде, опаздывает и появляется в тот момент, когда толпа занята мазуркой. Танцы были цент­ральным событием бала, им придавалось боль­шое значение. Они следовали в определенном по­рядке. Бал начинался с торжественного танца — полонеза, затем следовал вальс, «однообразный и безумный, как вихорь жизни молодой», потом — мазурка, считавшаяся кульминацией бала. За­ключительным танцем был котильон. Каждый из танцев задавал особую манеру поведения и те­мы разговоров в зависимости от характера му­зыки.

Умение танцевать в светском обществе счита­лось признаком хорошего воспитания. Поэтому обучение танцам начиналось рано, с пяти-шести лет. Длительные упражнения придавали молодому человеку не только ловкость во время танцев, но и свободу в движениях. Это влияло на душев­ный строй человека: он чувствовал себя уверенно и свободно в светском обществе, как опытный ак­тер на сцене. Однако в эпоху Онегина в среде пе­редовой дворянской молодежи складывается от­рицательное отношение к танцам. В то время бы­ли ев моде строгость правил и политическая экономия, а поэтому считалось неприличным танцевать и заниматься дамами».

Вал заканчивался в два-три часа ночи ужи­ном, после чего гости разъезжались. Онегин воз­вращается домой на рассвете, когда трудовой Пе­тербург начинает новый день. Назавтра его жизнь пойдет по тому же раз и навсегда заведен­ному кругу, из которого трудно выбиться. Жизнь петербургского франта подчинялась общему за­кону дворянской культуры — стремлению к ри­туал изац и и быта, исключавшей возможность ин­дивидуального распорядка дня. Это механиче­ское однообразие светского ритуала не нравится и Татьяне, привыкшей к простоте сельской жиз­ни в гармонии с природой и угадывавшей за суе­той и внешним блеском светской жизни ее внут­реннюю бессодержательность.

Понятие чести было важным для понимания поведения русского дворянина послепетровской эпохи. Как человек своего сословия он подчинял­ся законам чести, и психологическим стимулом здесь выступал стыд. Идеал, созданный дворян­ской культурой, подразумевает полное изгнание страха и утверждение чести как основного зако­нодателя поведения. Поэтому особое значение приобретает дуэль как занятие, демонстрирую­щее бесстрашие. Ее целью было снятие с обижен­ного позорного пятна, нанесенного оскорблени­ем, восстановление его чести.

Дуэль проходила по определенным правилам» Она начиналась с вызова. Ему, как правило, предшествовало столкновение, в результате которого кто-то считал себя оскорбленным и требо­вал удовлетворения, С этого момента противни­ки не общались друг с другом. Это брали на себя их представители — секунданты. Выбрав себе се­кунданта, оскорбленный обсуждал с ним тя­жесть нанесенной ему обиды, от чего зависел и характер будущей дуэли — от формального обме­на выстрелами до гибели одного или обоих участ­ников. После этого секундант направлял против­нику письменный вызов, или картель. В обязан­ности секундантов также входило найти воз­можность для мирного решения конфликта.

В романе Пушкина Зарецкий, к которому об­ратился оскорбленный Ленский, был единствен­ным распорядителем дуэли и намеренно допус­тил нарушение правил. Он не обсудил возмож­ность примирения ни при первом посещении Онегина, ни перед началом поединка, хотя всем, кроме восемнадцати лет не го Ленского, было яс­но, что произошло лишь недоразумение. Появле­ние Онегина на месте поединка со слугой в роли секунданта было грубым нарушением правил и оскорбительно для самого Зарецкого. Секундан­ты, как и противники, должны быть социально равными. Гильо и Зарецкий не встретились на­кануне и не составили условий, на основании ко­торых она должна была проводиться. Онегин по­является на месте поединка не в условленное вре­мя, а опоздав более чем на час. Таким образом, Онегин и Зарецкий оба нарушают правила дуэли, Первый, чтобы продемонстрировать свое презре­ние к истории, в которую он попал против собст­венной воли и в серьезность которой еще не ве­рит, Зарецкий же потому, что видит в дуэли за­бавную историю, предмет сплетен и розыгры­шей. Поведение Онегина во время поединка сви­детельствует о том» что он не хотел кровавого ис­хода, а стал убийцей поневоле, так как он стре­лял с дальней дистанции, что было для него сов­сем невыгодно.

 Возникает вопрос; почему Онегин все-таки стрелял в Ленского, а не мимо? Дуэль с ее стро­гим ритуалом представляла целостное действо — жертвоприношение ради чести. Как всякий жесткий ритуал, она лишает участников индиви­дуальной воли. Остановить или изменить что-ли­бо в ходе дуэли отдельный участник не был влас­тен. Это особенно важно для понимания образа Онегина. Герой романа, отстраняющий все фор­мы внешней нивелировки своей личности, изме­няет себе: против собственного желания он при­знает нормы поведения, навязанные ему Зарец-ким и «общественным мнением». Теряя волю, он становится куклой в руках безликого ритуала ду­эли. Боязнь быть смешным и сделаться предме­том сплетен — это основной механизм, при помо­щи которого общество, презираемое Онегиным, все же властно управляет его поступками»

Однако условная этика дуэли не могла отме­нить общечеловеческие нормы нравственности. С одной стороны, победитель был окружен орео­лом общественного интереса» а с другой, он не мог забыть, что он убийца. Это важно для пони­мания психологического состояния Онегина, « победившего» на поединке. Убив друга и избе­жав наказания, он оказался перед судом собст­венной совести, которая не давала ему покоя» Это стало причиной очередного кризиса, пережитого главным героем.