И. А, БУНИН

                                                                (1870-1953)

Художественное мастерство И, А. Бунина в рассказе «Господин из Сан-Франциско»

Рассказ И. А. Бунина «Господин из Сан-Фран­циско» появился в 1915 году, через три года пос­ле того» как мир облетело сообщение о столкновении крупнейшего пассажирского судна «Тита­ник» с айсбергом и о гибели полутора тысяч человек. Это событие прозвучало предостереже­нием человечеству, упоенному научными успеха­ми и убежденному в своих безграничных воз­можностях. Катастрофа» случившаяся с «Титаником», его погружение в волны океана, само­уверенность капитана, не внявшего сигналам опасности, беспомощность и неспособность ко­манды противостоять стихии продемонстрирова­ли не силу и способности человека, а его хруп­кость и незащищенность. Бунин, остро воспри­нявший эту катастрофу и увидевший в ней итог деятельности «гордыни Нового Человека со ста­рым сердцем», в своем рассказе с непревзойден­ным мастерством изображает обреченность зем­ной цивилизации, пренебрегающей духовными законами.

Для воплощения своей идеи Бунин пользуется разнообразными средствами художественной вы­разительности. Важную роль в художественной ткани рассказа играют образы, вызывающие ас­социации с Библией и древними мифами. Ран­ним редакциям этого рассказа предшествовал эпиграф: «Горе тебе, Вавилон, город крепкий». Этот эпиграф был взят из «Откровения» Иоанна Богослова, последней книги Нового Завета, изо­бражающей конец света и гибель порочного го­рода Вавилона, ставшего символом безбожной цивилизации, построенной человеком» который отвернулся от своего Творца. Лишь в самой по­следней редакции, незадолго до смерти, Бунин снял этот эпиграф, возможно, потому, что он слишком откровенно выражал его отношение к написанному. Однако он оставил название паро­хода — « Атлантида» _ткоторое напоминает о зато­нувшем в древности острове и погибшей челове­ческой цивилизации. Безымянный господин и его семья, чье злополучное путешествие описывается в этом рассказе, были жителями амери­канского города Сан-Франциско, названного так в честь известного христианского святого Фран­циска Ассизского, проповедовавшего любовь к людям, а также крайнюю бедность, отказ от лю­бой собственности, В противоположность про­славленному святому господин из Сан-Франци­ско заработал свое богатство, беспощадно эксплуа­тируя китайцев, которых он выписывал к себе на работы целыми тысячами. Отсутствие имени подчеркивает его типичность, он один из многих, такой, как тысячи других в этом мире, живущих ради наживы и личного комфорта, поклоняю­щихся Мамоне — богу века сего. Подробно опи­сывая распорядок дня пассажиров, плывущих на гигантском корабле, похожем на комфортабель­ный отель, Бунин особое внимание уделяет тому, что составляло главнейшую цель их существова­ния, «венец» каждого дня роскошный обед пир, после которого начинались танцы, флирт и другие развлечения. Описание этого пира, само­надеянная уверенность тех, кто, казалось, при­зван наслаждаться им, напоминают Библейский рассказ о последнем пире вавилонского царя Валтасара, во время которого на стене пиршест­венной залы появились непонятные слова «МЕНЕ, МЕНЕ, ТЕКЕЛ, УПАРСИН». Увидев их, Валтасар чрезвычайно смутился и пал духом. Слова эти, расшифрованные пророком Дании­лом, сообщали о том, что Бог исчислил царство Валтасара и положил конец ему, а Валтасар взве­шен на весах и найден очень легким. В ту же са­мую ночь царь был убит, а Вавилонское царство оказалось в руках мидян и персов. Это грозное предостережение о возможном скором конце цар­ства, устроенного человеком по удобным для не­го законам, присутствует и у Бунина. Оно при­сутствует в виде несмолкающего грохота океана, вздымающего свои громадные валы за бортом па

рохола, снежной вьюги, кружащейся над ним, мрака, охватывающего все пространства вокруг, воя сирены, которая поминутно «взвывала с ад­ской мрачностью и взвизгивала с неистовой зло­бой. В конце концов господин из СанФранцисковнезапно умирает, когда он меньше всего этого ожидал. Он умирает на острове Капри в гостини­це перед роскошным ужином.

Мастерство Бунина проявляется и в подборе предметноизобразительных деталей, которыми он пользуется для создания художественных об­разов. Подобно Чехову, в этом рассказе он поль­зуется повторяющейся деталью для создания впечатления механистичности, безжизненности действий богатых пассажиров и туристов. Они не наслаждались, а «имели обычай начинать на­слаждение жизнью» с того или другого занятия; у них, видимо, отсутствует аппетит, и его необ­ходимо «возбуждать»; они не прогуливаются по палубе» а им «полагается бодро гулять»; они «должны» взгромождаться на маленьких серых осликов, осматривая окрестности; они не выби­рают музеи, а им обязательно демонстрируют чьенибудь «непременно знаменитое» «Снятие с креста». Даже капитан корабля предстает не как живое существо, а как «огромный идол» в своем шитом золотом мундире.

В рассказе «Господин из СанФранциско» по­чти с первых страниц начинает звучать мотив смерти, постепенно становясь ведущим. Вначале смерть предельно эстетизирована: в МонтеКарлоодним из любимых занятий богатых бездельни­ков является «стрельба в голубей, которые очень красиво взвиваются из садков над изумрудным газоном, на фоне моря цвета незабудок, и. тотчас лее стукаются белыми комочками о землю». Для Бунина вообще характерна эстетизация вещей обычно неприглядных, которые должны скорее пугать, чем привлекать читателя. Так, он упоми

нает «чуть припудренные нежнейшие розовые прыщики позле губ и между лопаток» у дочери господина из СанФранциско, сравнивает белки глаз негров с «облупленными крутыми яйцами» или называет молодого человека в узком фраке с длинными фалдами «красавцем, похожим на ог­ромную пиявку».

Затем намек на смерть возникает в словесном портрете наследного принца одного из азиатских государств, милого и приятного в общем челове­ка, усы которого, однако, «сквозили, как у мерт­вого», а кожа на лице была «точно натянута». И сирена на корабле захлебывается в «смертной тоске», суля недоброе, и музеи холодны и «мерт­венночисты», и океан ходит «траурными от се­ребряной пены горами» и гудит, как «погребаль­ная месса 9.

Для того чтобы читатель явственно почувство­вал дыхание смерти, Бунин использует еговорящую» цветовую гамму, В наружности главного героя, в его портрете превалируют желточер­носеребристые тона: желтоватое лицо, золотые пломбы в зубах, цвета слоновой кости череп. Кремовое шелковое белье, черные носки, брюки, смокинг довершают его облик. Да и сидит он в золотистожемчужном сиянии чертога обеденной залы,

Эти краски распространяются на природу и весь окружающий мир. Океан катит свои черные валы, багровое пламя вырывается из топок ко­рабля, у итальянок черные волосы, резиновые накидки извозчиков отдают чернотой, толпа ла­кеев «черна», а у музыкантов красные куртки. Даже прекрасный остров Капри тоже надвигает­ся «своей чернотой», «просверленный красными огоньками», а «смирившиеся волны» перелива­ются, как «черное масло». Так Бунин создает у читателя представление о всесилии господина из СанФранциско» способном заглушить даже кра

соту природы, погрузив все во мрак. Ведь даже солнечный Неаполь не озаряется солнцем, пока там находится американец» и остров Капри ка­жется какимто призраком, «точно его никогда и не существовало на свете», когда богач прибли­жается к нему.

Все это нужно Бунину, чтобы подготовить чи­тателя к кульминационному моменту повество­вания — смерти героя, о которой тот не задумы­вается, мысль о которой вообще не проникает в его сознание. Предвестием смерти в рассказе Бу­нина служит только одна деталь, которая своей непреднамеренностью выводит господина из СанФранцнско из себя: когда он одевался к ужи­ну, шейная запонка не слушалась его пальцев, никак не желая застегиваться. Но он всетакипобеждает ее «с сияющими от напряжения глаза­ми», «весь сизый от сдавившего ему горло тугого воротничка». В эту минуту он произносит слова: «О_т это ужасно!» Что именно показалось ему ужасным в этом мире, рассчитанном на удоволь­ствия, господин из СанФранциско, не привык­ший задумываться о неприятном, так и не сказал.

«Ужасным», по всей видимости, было первое прикосновение смерти, так и не осознанной чело­веком, в душе которого «уже давнымдавно не ос­талось... какихлибо мистических чувств». Ведь, как пишет Бунин, напряженный ритм его жизни не оставлял «времени для чувств и размышле­ний». Возможно, он почувствовал отчаяние, по­тому что жизнь вырывается изпод его контроля: он приехал в Италию наслаждаться, а здесь ту­ман, дожди и ужасающая качка. Так с помощью тончайшей иронии Бунин передает жуткую са­моуверенность и самомнение современного чело­века. Далее изображается внезапная смерть гос­подина из СанФранциско. Писатель показывает ее такой безобразной, непросветленной, чтобы

еще раз подчеркнуть ужас той суетной жизни» которую прожил этот господин.

И действительно, после смерти господина из СанФранциско мир почувствовал облегчение. Произошло чудо. Уже на следующий день «раскинулось» голубое утреннее небо, «на остро­ве снова водворились мир и покой», на улицы высыпал простой люд, а городской рынок укра­сил своим присутствием красавец Лоренцо, кото­рый служит моделью многим живописцам и как бы символизирует собою прекрасную Италию. Но в еще большей степени подтверждает опус­тившуюся на мир благодать мирное шествие с горных высот двух абруццких горцев.

Здесь Бунин открывает перед читателем пано­раму Италии и дает возможность насладиться ею: «целая страна, радостная, прекрасная, сол­нечная, простиралась под ними: и каменистые горбы острова, который почти весь лежал у их ног, и та сказочная синева, в которой плавал он, и сияющие утренние пары над морем к востоку, под ослепительным солнцем, которое уже жарко грело, поднимаясь все выше и выше, итуман­нолазурные» еще поутреннему зыбкие массивы Италии, ее близких и далеких гор».

А тело господина из СанФранциско после унижений, вынесенных его женой и дочерью, было погружено в чрево того же корабля «Антлантида», только то, что было «наверху», оказа­лось «внизу», кто был «всем», стал «ничем».