Образ Петербурга в поэме Л. С. Пушкина «Медный всадник»

Образ Петербурга, созданный Пушкиным в по­эме «Медный всадник», является не просто фо­ном, на котором происходит действие, а прямым участником конфликта человеческой личности и истории. Именно в образе Петербурга проявляет­ся неоднозначность решения этого конфликта. Оценка этого города в конечном счете восходит к двум противоположным точкам зрения на лич­ность и преобразовательную деятельность Петра Великого.

С точки зрения классицистов, Петербург по­могли создать божественные силы, вдохновляв­шие Петра и руководившие им. Своими деяния­ми он возвысил Россию. Другая версия заключа­ется в том, что Петр — это деспот, закабаливший свой народ и покушавшийся на свободу других народов, а Петербург — это город, созданный дьявольскими силами, так как на его строитель­стве погибло много людей. Как и в трактовке образа Петра, Пушкин не отдает предпочтения ни одной из этих версий о Петербурге, Его отноше­ние к городу и Петру I, построившему его, неод­нозначно.

Во вступлении поэмы Пушкин с любовью от­зывается о Петре и его творении, Петербурге, ко­торый воспринимается им как воплощение твор­ческих замыслов великого человека:

Люблю тебя, Петра творенье, Люблю твой строгий, стройный вид...

Строительство Петербурга оценивается поэтом как торжество исторической необходимости, как возможность для России «прорубить окно в Ев­ропу и стать полноправным участником общения европейских стран. Также, по замыслу Петра, Петербург становится оплотом России, ее торго­вым, морским и военным центром. Пушкин, верный литературной традиции первой трети XIX века, показывает парадный Петербург: Не­ву, гранит, дворцы, Адмиралтейство. Автор по­эмы любуется архитектурной красотой юного го­рода, выросшего из тьмы лесов, из топи блат, его дворцами и башнями, построенными на месте убогих лачуг, богатыми пристанями, гранитной набережной Невы, мостами, «нависшими над во­дой», садами и парками северной столицы. Он восхищается воинственной живостью Марсовых полей, красотой пехотных и конных полков, вы­шедших на военный парад, грозным видом про­славленных боевых знамен.

Пушкин также описывает атмосферу жизни северной столицы: официальную жизнь города, представлявшую государство, светский Петер­бург, который славился своими блестящими ба­лами, и Петербург дружеских встреч и холостых пирушек.

Петербургский мир предстает в поэме как не­кое замкнутое пространство. Город живет по своим законам, начертанным его основателем Это как бы новая цивилизация, противопоставлен­ная и дикой природе, и прежней России. «Мос­ковский период ее истории, символом которого является ^старая Москва» — «порфироносная вдова, ушел в прошлое.

Однако величественный образ города, создан­ный во вступлении, внутренне противоречив, Пушкин подчеркивает двойственность Петербур­га, который «вознесся пышно, горделиво, но «из тьмы лесов, из топи блат». Это город-колосс, под которым болотная топь. Чем больше Пушкин говорит о пышной красоте города, тем больше соз­дается впечатление, что он какой-то неподвиж­ный, призрачный. В гордом облике младшей сто­лицы скрывается что-то тревожное. Тревога зву­чит в пожелании «граду Петра»: «Красуйся, град Петров, и стой / Неколебимо, как Россия. / Да усмирится же с тобой / И побежденная сти­хия..» Красота города-т вер дыни не вечна: он стоит прочно, но может быть разрушен стихией, В самом сравнении города со стихией — двойст­венный смысл: здесь и признание неколебимости России, и ощущение зыбкости города. Впервые появляется образ неукрощенной до конца водной стихии: она предстает могучим живым сущест­вом. Стихия побеждена» но не «усмирилась». «Волны финские, оказывается, не забыли «вражду и плен старинный свой». Город, осно­ванный «на зло надменному соседу», сам может быть потревожен «тщетной злобою стихии.

Если во вступлении поэмы Петербург — сим­вол Петровской эпохи» «петербургского» периода в русской истории, то в первой части это обыч­ный город, терпящий бедствие и занятый повсе­дневной суетой.

Контраст — главный принцип изображения города, намеченный во вступлении, реализуется в двух частях «петербургской повести, Петербург в поэме полон резких конфликтов, неразре­шимых противоречий, В первой части облик го­рода меняется, с него словно спадает мифологи­ческая позолота. Исчезают «золотые небеса», их сменяет «мгла ненастной ночи и «бледный день». Это уже не пышный «юный град», «пол­нощных стран краса и диво», а «омраченный Петроград». Он во власти «осеннего хлада, вою­щего ветра, «сердитого» дождя. Город превраща­ется в крепость, осажденную Невой, которая то­же часть города. В нем затаилась злая энергия, которую освобождает «буйная дурь» финских волн. Нева, прекращая свое «державное теченье» в гранитных берегах, вырывается на волю и раз­рушает «строгий стройный вид Петербурга. Словно сам город берет себя приступом, разры­вая свое чрево. Обнажается все, что было скрыто за парадным фасадом «града Петра» во вступле­нии.

Народ появился на улицах, «теснился куча­ми» на берегах Невы, на балкон Зимнего дворца вышел царь. Он «печален» и «смутен. Живой царь бессилен противостоять «Божьей стихии». Вся первая часть — картина народного бедствия. Осажден Петербург чиновников, лавочников, ни­щих обитателей хижин. Нет покоя мертвым. Впервые появляется фигура «кумира на бронзо­вом коне».

Во второй части показан Петербург после на­воднения. Но городские противоречия не только сняты, а еще более усилены. Умиротворение и покой таят в себе угрозу, возможность нового конфликта со стихией:

Но, торжеством победы полны, Еще кипели злобны волны, Как бы под ними тлел огонь...

Петербургская окраина, куда устремился Ев­гений, напоминает «поле боевое» — «вид ужасный>, зато на следующее утро «в порядок преж­ний все вошло». Город стал холодным и равно­душным к человеку. Это город чиновников, расчетливых торговцев, «злых детей, бросаю­щих камни в безумного Евгения, кучеров, сте­гающих его плетьми. Но это по-црежнему дер-жавный город — над ним парит «кумир на брон­зовом коне».