Особенности конфликта романа И. С. Тургенева "Отцы и дети»

Конфликт романа «Отцы и дети», начинаясь в семейных сферах, на этом не замыкается. Нару­шение « семейственности & распространяется на связи между поколениями и на отношения меж­ду противоположными общественными течения­ми. Противоречия заходят так далеко, что каса­ются глубинных основ бытия, угрожая нацио­нальному организму разложением и распадом.

В романе «Отцы и дети» единство живых сил национальной жизни взрывается социальным конфликтом. Аркадий в глазах радикала Базаро­ва — «размазня», «мягонький либеральный ба­рич », Базаров не хочет принять и признать, что и мягкосердечие Аркадия, и голубиная кротость Николая Петровича — следствие художествен­ной одаренности их натур, мечтательных, чут­ких к музыке и поэзии. Эти качества Тургенев считал глубоко русскими. Они столь же органич­но связаны с субстанцией народной жизни, как и порывы базаровского отрицания. Но в «Отцах и детях» единство между ними исчезло, возник трагический разлад, коснувшийся не только по­литических и социальных убеждений, но и не­преходящих культурных ценностей. И в этом Тургенев увидел опасность «разрыва связи вре­мен «>. Поэтому противостоянию революционе

ровдемократов с либералами он придавал в ро­мане широкое национальноисторическое осве­щение: речь шла о культурной преемственности в ходе исторической смены одного поколения другим.

Принято считать» что в словесной схватке ли­берала Павла Петровича и революционераде­мократа Базарова полная победа остается за Ба­заровым. Однако на долю «нигилиста» выпадает сомнительное торжество. Симпатии читателей остаются за Базаровым вовсе не потому, что он абсолютно торжествует, а отцы бесспорно по­срамлены.

Следует обратить внимание на особый харак­тер полемики Базарова с Павлом Петровичем, на тот нравственный и философский ее результат» который не всегда попадал в поле зрения читате­лей, К концу романа, в разговоре с Аркадием, Базаров обвиняет своего ученика в использова­нии «противоположных общих мест». На вопрос Аркадия, что это такое, Базаров отвечает: «А вот что: сказать, например, что просвещение полез­но, это общее место; а сказать, что просвещение вредно, это противоположное общее место. Оно как будто щеголеватее, а в сущности одно и то же».

И Базарова, и Павла Петровича можно обви­нить в пристрастии к употреблению в споре про­тивоположных общих мест. Кирсанов говорит о необходимости следовать авторитетам и верить в них, Базаров отрицает разумность того и друго­го. Павел Петрович утверждает, что без «прин­ципов» могут жить лишь безнравственные и пус­тые люди, Евгений Васильевич называет «прин­цип» пустым и нерусским словом. Кирсанов упрекает Базарова в презрении к народу, ниги­лист парирует: «Что ж, коли он заслуживает презрения!» Павел Петрович говорит о Шиллере и Гёте, Базаров восклицает: «Порядочный химик в двадцать раз полезнее всякого поэта!»

Базаров прав, что любые истины и авторитеты должны подвергаться сомнению. Но наследник не может терять при этом сыновнего отношения к культуре прошлого. Однако это чувство Базаро­вым совершенно отрицается. Принимая за абсо­лют конечные истины современного естествозна­ния, Базаров впадает в нигилистическое отрица­ние всех исторических ценностей.

Тургенева привлекает в разночинце множест­во положительных качеств: отсутствие барской изнеженности, презрение к прекраснодушной фразе, порыв к живому практическому делу. Ба­заров силен в критике консерватизма Павла Пет­ровича, в обличении пустословия русских либе­ралов, в отрицании эстетского преклонения «барчуков» перед искусством, в критике дворян­ского культа любви. Все же от писателя не скры­вается, что, бросая вызов отживающему строю жизни, герой в своей ненависти к «барчукам про­клятым» заходит слишком далеко. Отрицание «вашего& искусства перерастает у него в отрица­ние всякого искусства, отрицание «вашей» люб­ви—в утверждение, что любовь — чувство на­пускное, все в ней легко объясняется физиоло­гией, отрицание «ваших» сословных принци­пов — в уничтожение любых авторитетов, отри­цание сентиментальнодворянской любви к наро­ду — в пренебрежение к мужику вообще. Поры­вая с барчуками, Базаров бросает вызов непрехо­дящим ценностям культуры, ставя себя в траги­ческую ситуацию.

В споре с Базаровым Павел Петрович прав, ут­верждал, что жизнь с ее готовыми» исторически рожденными и Богом данными законами умнее отдельного человека или группы лиц. Но это до­верие к опыту прошлого предполагает проверку его жизнеспособности, его соответствия молодой, вечно обновляющейся жизни. Оно предполагает бережное отношение к новым общественным явлениям. Павел Петрович, одержимый сословным высокомерием и гордыней, этих чувств лишен. В его благоговении перед старыми авторитетами заявляет о себе «отцовский» дворянский эгоизм. Недаром же Тургенев писал, что его роман «на­правлен против дворянства как передового класса»,

Итак, Павел Петрович приходит к отрицанию человеческой личности перед принципами, при­нятыми на веру, Базаров приходит к утвержде­нию личности» но ценой разрушения всех авто­ритетов. Обе позиции — крайние: в одной — за­коснелость и эгоизм, в другой — заносчивость кнетерпимость. Спорщики впадают в «противопо­ложные общие места». Истина ускользает от спо­рящих сторон: Кирсанову не хватает отеческой любви к ней, Базарову— сыновнего почтения. Участниками спора движет не стремление к ис­тине, а взаимная социальная нетерпимость. По­этому оба, в сущности, не вполне справедливы по отношению друг к другу и, что особенно приме­чательно, к самим себе.

Каждое поколение разрушает миросозерцание предыдущего поколения; что казалось неопро­вержимым вчера» то ниспровергается сегодня; абсолютные, вечные истины существуют только для народов не исторических. Уважение к жиз­ненному опыту и мудрости «отцов», веками фор­мировавшееся чувство «сыновства» и «отцовст­ва», вечные, не человеком придуманные нравст­венные законы ставились, таким образом, под сомнение.

Тургеневу как писателюреалисту вполне уда­лось «добраться через роман до публичной про­поведи». По словам П. В. Анненкова, опублико­вав роман «Отцы и дети», писатель тем самым кинул в публику нечто вроде нравственного масштаба, на который все себя примеривали. Тургенева это не радовало: он писал свой роман с тайной надеждой, что его произведение послу

жит делу сплочения и объединения всех прогрес­сивных общественных сил России. Расчет на этот союз не оправдался. Роман не только не прими­рил вражду, но и обострил ее, спровоцировал ка­тастрофу. Назревал мучительный для Тургенева разрыв с русским читателем, тоже посвоему от­ражавший крах его сокровенных надежд на союз всех антикрепостнических сил страны. Этот раз­рыв переживался писателем как личная духовная драма.