| Меню сайта |
 |
|
 |
| Наш опрос |
|
|
|
| Статистика |
|
Онлайн всего: 1 Гостей: 1 Пользователей: 0 |
|
|
Главная » 2014 » Январь » 14 » Революция и Христос в художественном осмыслении А. А. Блока «Двенадцать»
22:17 Революция и Христос в художественном осмыслении А. А. Блока «Двенадцать» |
Революция и Христос в художественном осмыслении А. А. Блока
«Двенадцать»
В глубоком веке восприятии революции соедини¬лись идея народного возмездия старому миру за его несправедливое устройство и идея Божьего прощения этого возмездия. Еще в статье «Народ и интеллигенция» поэт писал о любви к больной, страдающей России: «К этой любви нас ведет те-перь сам Бог. Без болезней и страданий, которые в таком множестве накопились внутри ее и кото¬рых виною мы сами, не почувствовал бы никто из нас к ней сострадания». Мотив справедливого возмездия, а также болезней России, которые ин¬теллигенту необходимо принять и понять, выра¬зился в образах двенадцати безбожии ков рево¬люционеров» олицетворявших образ острожной, разбойной, но возрождающейся, прощенной и ве¬домой Богом России.
Содержание «Двенадцати» не имеет политиче¬ского характера. Поэма не выражала политиче¬скую программу эсеров или большевиков. «По¬этому те, — писал Блок в «Записке о «Двенадца
ти», — кто видят в «Двенадцати» политические стихи, или очень слепы к искусству, или сидят по уши в политической грязи, или одержимы большой злобой, — будь они враги или друзья моей поэмы «.
Смысл поэмы — метафизический. Незадолго до Октября поэт определил происходящее в Рос¬сии как «вихрь атомов космической револю¬ции». Но в «Двенадцати», уже после Октября, Блок, все еще оправдывавший революцию, напи¬сал и об угрожающей силе стихии. Еще летом ве¬ривший в мудрость и спокойствие революцион¬ного народа Блок в поэме рассказал и о стихиях, разыгравшихся «на всем Божьем свете», и о сти-хиях мятежных страстей, о людях, для которых абсолютом свободы являлась, как для пушкин¬ского Алека, воля для себя.
Стихия — символический образ поэмы. Она олицетворяет вселенские катаклизмы; двенад¬цать апостолов революционной идеи обещают раздуть «мировой пожар», разыгрывается вьюга, «снег воронкой занялся», в переулочках «пылит пурга». Разрастается и стихия страстей. Город¬ское бытие также обретает характер стихийнос¬ти: лихач «несется вскачь», он «летит, вопит, орет», на лихаче «Ванька с Катькою летит» ит. д.
Однако октябрьские события 1917 года уже не воспринимались только как воплощение вих¬рей, стихий. Параллельно с этим, анархическимпо сути, мотивом в «Двенадцати» развивается и мотив воплощенной в образе Христа вселенской целесообразности, разумности, высшего начала, В 1904—1905 годах Блок, увлеченный борьбой со старым миром, желая «быть жестче», «много ненавидеть», уверял, что не пойдет «врачеваться к Христу», никогда не примет Его. В поэме Он обозначил для героевреволюционере в иную перспективу — грядущую веру в Христовы запо¬веди, 27 июля 1918 года Блок отметил в дневнике: «В народе говорят, что все происходящее — от падения религии...»
К Божьему началу обращаются и созерцатели в революции, и ее апостолы — двенадцать бой¬цов. Так, старушка не понимает, в чем целесооб¬разность плаката «Вся власть Учредительному собранию!», она не принимает и большевиков («Ох, большевики загонят в гроб!»)» но она верит в Богородицу («Ох, МатушкаЗаступница!»). Бойцы же проходят путь от свободы «без креста» к свободе с Христом, и эта метаморфоза проис¬ходит помимо их воли, без их веры в Христа, как проявление высшего, метафизического по¬рядка.
Свобода нарушать Христовы заповеди, а именно — убивать, красть и блудить («Свобода, свобода, / Эх, эх, без креста! / Тратата!», «Сво¬бода, свобода, / Эх, эх, без креста! / Катька с Ванькой занята»), трансформируется в стихию вседозволенности («Пальнемка пулей в Святую Русь — /В кондовую, / В избяную, / В толстоза¬дую!»). В крови двенадцати дозорных — «миро¬вой пожар», безбожники готовы пролить кровь, будь то изменившая своему возлюбленному Кать¬ка или буржуй: «Ты лети, буржуй, воробышком! / Выпью кровушку / За зазнобушку, / Чернобровушку».
Анархия страстей «голытьбыд выражена в босяцких интонациях — «Эх ты, горегорькое, / Сладкое житье! / Рваное пальтишко, / Австрий¬ское ружье!», в уголовных — «Запирайте етажи, / Нынче будут грабежи!»
Любовная интрига играет ключевую роль в раскрытии темы напрасной крови в период исто¬рических возмездий, темы неприятия насилия. Катька — гулящая, ее тело знало следы жесто¬кой ревности: «У тебя на шее, Катя, / Шрам не зажил от ножа. / У тебя под грудью, Катя, / Та царапина свежа». Она гуляла с офицером, с «юнкерьем», а теперь гуляет с «солдатьем» — с Вань¬кой, которого дозорные бранят за измену: он был одним из них, а стал солдатом, «буржуем», бога-тым. Мотивы предательства и денег увязаны между собой и в образе Катьки: она не только из¬менила, у нее «керенки есть в чулке?. Конфликт интимный перерастает в конфликт социальный. Дозорные воспринимают любовное вероломство Ваньки, его гулянье «с девочкой чужой» как зло, направленное не только против Петрухи, но и против них: «Мою, попробуй, поцелуй!» Убийст¬во Катьки рассматривается ими как революцион¬ное возмездие.
Петруха — убийца «бедный», у него от пере¬живаний «не видать совсем лица». Но его не му¬чают чувство вины, жалость к Катьке, ему жаль своей любви к ней, сночек черных, хмельных», проведенных с «этой девкой». Потому Петруха легко соглашается с доводами товарищей: не то время, чтоб жалеть о Катьке, впереди «потяжеле•будет бремя», Так злодейство оправдывается еще большим грядущим злодейством.
Эпизод с убийством «дуры» и «холеры» Кать¬ки идейно и и композиционно напрямую связан с появлением в финале поэмы образа Христа как воплощения идеи прощения грешных, то есть и убийц. Дозорные и Христос в поэме являются и антиподами, и теми, кому суждено обрести друг друга.
После частушечного ритма стишка о зазно¬бушке и буржуе следует написанный в ритме церковного песнопения стих о жертве дозорных,»обращенное к Господу моление за ее душу: «Упо¬кой, Господи, душу рабы твоея...» После того как убийца Петька упоминает Спаса, следует саркастическое замечание его товарищей: «От чего тебя упас / Золотой иконостас?» Одиннадца¬тая глава начинается с констатации факта безбо¬жия дозорных: «...И идут без имени святого /Все двенадцать — вдаль. / Ко всему готовы, / Ничего не жаль..,»
Этот конфликт достигает остроты в двенадца¬той главе: некто — Христос — хоронится, как им кажется, за все дома, и они стреляют в Его сторо¬ну: «Эй, товарищ, будет худо, / Выходи, стре¬лять начнем», и дальше следует: «Трахтахтах!» Иисус, «от пули невредим», — не с двенадцатью бойцами. Он — впереди них. Он, с кровавым, красным флагом, олицетворяет не только веру Блока в святость задач революции, не только оп¬равдание им «святой злобы» революционного на¬рода, но и идею искупления Христом очередного кровавого греха людей, и идею прощения, и на¬дежду на то» что переступившие через кровь всетаки придут к Его заветам, к идеалам любви, наконец, к вечным ценностям, в которые повери¬ли революционная Россия и сам поэт, — братст¬ва, равенства и т. д. Дозорным словно предстоит пройти путь апостола Павла.
Христос не со старым миром, который в поэме ассоциируется с безродным, голодным псом» что бредет позади двенадцати. Блок воспринимал старую власть как безнравственную, не несущую ответственности перед народом. Старый мир в «Двенадцати» статичен, новый — в динамике.
Революционную Россию Блок изобразил как расколотый надвое мир, как противостояние чер¬ного и белого. Россия старая ассоциировалась в сознании Блока с черным; он записал в дневни¬ке: «В России все опять черно и будет чернеепрежнего?» В поэме он выразил свои надежды на преображение России черной в Россию белую. Символика цвета выражает космичность проти¬востояния; с одной стороны, черный вечер, чер¬ное небо, черная людская злоба, названная и зло¬бой святой, черные ремни винтовок, черный ус Ваньки, а с другой — белый снег, «зубки блещут жемчугом» у обреченной Катьки — жертвы чер
ной злобы, Христос в белом венчике из роз идет «снежной россыпью жемчужной».
Между черным, злобным, состоянием России и белым, Христовым, — выраженный символи¬кой красного цвета мотив кровавого преступле¬ния: это и простреленная голова Катьки, и упо¬минание Красной гвардии, красного флага, кото¬рый «в очи бьется». Цветовая символика ассо¬циируется с образом времени: с крушением чер¬ного старого мира, с верой поэта в упорядочен¬ное будущее — в его «белые одежды», наконец, с кровавым, переходным настоящим, которому соответствует сочетание красного, черного, бело¬го цветов.
Поэт верил в преодоление греха, в исход из кровавого настоящего, от насилия и зверств к гармоничному будущему, которое олицетворено в поэме в образе Христа. |
|
Просмотров: 822 |
Добавил: Qa1
| Рейтинг: 0.0/0 |
|
|
| Форма входа |
|
|
|
| Поиск |
|
|
|
| Календарь |
|
|
|
|
Главная 
