Начиная с главы «Счастливые» в направлении поисков счастливого человека намечается поворот. По собственной инициативе к странникам подходят «счастливцы» из ни­зов. У большинства из них велик соблазн «хлебнуть вина бесплатного», но факт их появления знаменателен. В поле зрения странников попадает народная Русь. Звучат рас­сказы-исповеди дворовых людей, лиц духовного звания, солдат, каменотесов, охотников. Все мужицкое царство вовлекается в диалог, спор. Конечно, «счастливцы» эти таковы, что странники, увидев опустевшее ведро, с горь­кой иронией восклицают: «Эй, счастие мужицкое! / Ды­рявое, с заплатами, / Горбатое, с мозолями, / Проваливай домой!»

Но в финале главы звучит рассказ, подвигающий действие эпопеи вперед, знаменующий более высокий уро­вень народных представлений о счастье. Ермил Гирин — «Не князь, не граф сиятельный, / А просто он — мужик!». Но по своему характеру и по влиянию на крестьянскую жизнь он посильнее и поавторитетнее любого. Сила его за­ключается в доверии народного мира и в опоре на этот мир. Поэтизируется богатырство народа, когда он действу­ет сообща. Рассказ начинается с описания тяжбы Ермила с купцом Алтынниковым из-за сиротской мельницы. Ког­да в конце торга «вышло дело дрянь» — с Ермил ом денег не было, — он обратился к народу за поддержкой: «И чу­до сотворилося — / На всей базарной площади / У каждо­го крестьянина, / Как ветром, полу левую / Заворотило вдруг!» Это первый случай в поэме, когда народный мир одним порывом, одним единодушным усилием одерживает победу над неправдою: «Хитры, сильны подьячие, / А мир их посильней, / Богат купец Алтынников, / А все не ус­тоять ему / Против мирской казны...»

Подобно Якиму, Ермил наделен острым чувством хрис­тианской совести и чести. Лишь однажды он оступился: выгородил «из рекрутчины меньшого брата Митрия». Но этот поступок стоил праведнику жестоких мучений и за­вершился всенародным покаянием, еще более укрепившим его авторитет. Совестливость Ермилы не исключительна: она является выражением наиболее характерных особен­ностей крестьянского мира в целом. Вспомним, как он рас­считывался с мужиками за долг, собранный им без всякой записи на базарной площади. Каждый подходил и брал, и никто не позарился на оставшийся рубль: «Весь день с мошной раскрытою / Ходил Ермил, допытывал, / Чей рубль? да не нашел».

Всей жизнью своей/ Ермил опровергает представления странников о сути человеческого счастья. Казалось бы, он имеет «все, что надобно для счастья: и спокойствие, и деньги, и почет». Но в критическую минуту жизни Ермил этим «счастьем» жертвует ради правды народной и попа­дает в острог. Значит, счастье не в спокойствии, не в день­гах и не в почете, а в чем-то другом. Постепенно в созна­нии крестьянства рождается идеал подвижника, радею­щего за народные интересы.