В трудные дни духовного бездорожья, на закате моло­дости вновь вспыхнула ярким пламенем романтическая любовь Тургенева к Полине Виардо, всегда спасавшая его в критических ситуациях. Он познакомился с гениальной певицей, другом Жорж Санд 1 ноября 1843 года во время гастролей в Петербурге Итальянской оперы и отныне на­зывал это событие «священным днем» своей жизни. Лю­бовь, которую испытывал Тургенев к Полине Виардо, была необычной, романтической. Средневековое рыцарство со священным культом Прекрасной Дамы светилось в ней. В демократическом кружке Некрасова и Белинского, а по­том и Чернышевского с Добролюбовым более приземленно и просто смотрели на «таинственные отношения» между мужчиной и женщиной и к романтическому чувству Тур­генева относились с иронической улыбкой. Тем не менее до самой старости писатель любил избранницу своего сердца свежо и молодо, весенним чувством первой любви.

Весной 1863 года Полина Виардо простилась с париж­ской публикой и переехала с семьей в немецкий город Ба-ден-Баден. Тургенев приобрел здесь участок земли, приле­гавший к вилле Виардо, и построил дом. Связи писателя с Россией ослабевали. Если раньше его, как перелетную птицу, с наступлением весенних дней неудержимо тянуло в Россию, то теперь наезды в Москву и Петербург стали торопливыми. Духовная бесприютность, идейная смута, ов­ладевшие Тургеневым в связи с крахом либеральных на­дежд, еще сильнее прибивали писателя к чужой семье, ко­торую он считал своей и в которой его все любили. В России же он видел теперь лишь брожение, отсутствие все­го твердого и определенного. «Все наши так называемые направления — словно пена на квасу: смотришь — вся по­верхность покрыта, — а там и ничего нет, и след прос­тыл...»; «Говорят иные астрономы, что кометы становятся планетами, переходя из газообразного состояния в твердое; всеобщая газообразность России меня смущает — и за­ставляет думать, что мы еще далеки от планетарного состояния. Нигде ничего крепкого, твердого — нигде ника­кого зерна; не говорю уже о сословиях — в самом народе этого нет».

В таком настроении Тургенев и начал работу над рома­ном «Дым», который был опубликован в мартовском номе­ре «Русского вестника» за 1867 год. Это роман глубоких сомнений и слабо теплящихся надежд. В нем изображает­ся особое состояние мира, периодически случающееся в ис­тории человечества: люди потеряли освещающую их жизнь цель, смысл жизни заволокло туманом. Герои живут и действуют как впотьмах: спорят, ссорятся, суетятся, бро­саются в крайности.

Тургенев наносит удары и по правительственной партии, и по революционной эмиграции. В жизни, охваченной «га­зообразным» движением идей и мнений, человеку трудно сохранить уверенность в себе. И вот главный герой, Лит­винов, задыхаясь в хаосе пустых мнений, бесконечных и назойливых словопрений, вдруг попадает во власть живой, напряженной, трагической любви. Она налетает как вихрь и берет в плен всего человека. Для Литвинова и Ирины в этой страсти открывается единственный исход и спасение от духоты окружающей жизни. Роман Литвинова и Ири­ны ярок своей огненной, разрушительной красотой.

«Культурнические» идеи Тургенева в какой-то мере вы­ражает другой герой романа — Потугин. Он считает, что Россия — европейская страна, призванная органически ос­воить достижения западной цивилизации, чтобы двинуть­ся вперед. Основной удар Потугин наносит русскому само­хвальству. Но в своих критических высказываниях герой впадает в крайности, оскорбительные для русского нацио­нального достоинства. Правда, Тургенев дает понять, что сам Потугин страдает от желчности и ворчливости, порож­денных внутренним бессилием потерянного, несчастного, неустроенного человека. Не случайно, что у героя такая неполноценная фамилия, и все, что он проповедует, погру­жается в баденский «дым» — ключевой в романе образ. Этим дымом окутаны все герои.

В финале романа есть слабый намек на возрождение России — на переход ее из «газообразного» состояния в «планетарное». Литвинов возвращается на родину и в дере­венской глуши ведет скромную созидательную работу. В одном из писем тех лет Тургенев сказал: «Народная жизнь переживает воспитательный период внутреннего, хо­рового развития, разложения и сложения; ей нужны по­мощники — не вожаки; когда этот период кончится, сно­ва появятся крупные, оригинальные личности».

«Дым» не принес Тургеневу успеха. Демократы не мог­ли простить писателю карикатурного изображения революционной эмиграции, консерваторы — сатирического изоб­ражения придворных в сцене пикника русских генералов в Баден-Бадене. Всеобщее недовольство вызвал Потугин. Анонимный рецензент газеты «Голос» заявлял: «Не с лю­бовью глядит господин Тургенев на Россию «из своего прекрасного далека», презреньем мечет он в нее оттуда!» Ф. И. Тютчев обвинил писателя в полном «отсутствии на­ционального чувства». Достоевский в романе «Бесы» вывел Тургенева в карикатурном образе «русского европейца», писателя Кармазинова.