Орловский период жизни Лескова оборвался внезапно. В мае 1848 года страшный пожар уничтожил значитель­ную часть деревянного Орла, в июле того же года от холе­ры скоропостижно скончался в Панине отец. Осиротевшее семейство пригласил на жительство в Киев состоятельный дядюшка Лескова по матери Сергей Петрович Алферьев, профессор, декан медицинского факультета университета св. Владимира. 28 сентября 1849 года Лесков подал проше­ние в Киевскую казенную палату, а 31 декабря был зачис­лен в ее штат и определен помощником столоначальника по рекрутскому столу ревизского отделения.

Суровую жизненную школу прошел Лесков в рекрут­ской канцелярии, где «каждый кирпич, наверно, можно было бы размочить в пролившихся здесь родительских и детских слезах», море которых хлынуло в годы Крымской войны. Это была служба «более чем неприятная: обычаи и предания в области рекрутских операций были глубоко порочны, борьба с ними трудна, картины, проходившие перед глазами, полны ужаса и трагизма». Лесков поведал об этом своим читателям в рассказе «Владычный суд».

В мае 1857 года Лесков оставил канцелярию и поки­нул Киев. Его пригласил на службу Александр Яковлевич Шкотт, обрусевший англичанин, женатый на родной тетке писателя. Некоторое время Шкотт был управляющим бога­тейших имений графа Перовского, и Лесков занимался пе­реселением орловских и курских крестьян в Волжское По­низовье. Затем в Пензенской губернии дядюшка основал штаб-квартиру английской компании, в которой писатель занимался «хождением по делам». Дела свои компания ве­ла чуть не по всей России, и Лесков в течение трех лет в качестве доверенного от фирмы объездил всю страну — «от Черного моря до Белого и от Брод до Красного Яру». Ког­да потом Лескова спрашивали, откуда у него такое неисто­щимое знание своей страны, писатель постукивал по лбу и отвечал: «Все из этого «сундука». Прожив изрядное коли­чество лет и много перечитав и много переглядев во всех концах России, я порою чувствую себя как Микула Селя-нинович, которого «тяготила тяга» знания родной земли, и нет тогда терпения сносить в молчании то, что подчас городят пишущие люди, оглядывающие Русь не с извоз­чичьего «передка», а «летком летя», из вагона экстренно­го поезда. Все у них мимолетом — и наблюдения, и опы­ты, и заметки».