Идея Раскольникова органически связана с жизненны­ми условиями, которые окружают студента. «На улице жа­ра стояла страшная, к тому же духота, толкотня, всюду из­вестка, леса, кирпич, пыль...» Духота петербургских трущоб — частица общей атмосферы романа, душной и безысходной. Есть связь между исступленными мыслями Раскольникова и «черепашьей скорлупой» его каморки, крошечной клетушки шагов шесть длиной, с желтыми, пыльными, отставшими от стены обоями и низким давя­щим потолком. Эта каморка — прообраз грандиозной, душ­ной «каморки» большого города. Недаром Катерина Ива­новна Мармеладова говорит, что на улицах Петербурга, словно в комнатах без форточек.

Картину тесноты, скученности людей «на аршине прост­ранства» усугубляет одиночество человека в толпе. Люди здесь подозрительны и недоверчивы, злорадны и любопыт­ны. Под пьяный хохот и язвительные насмешки посетите­лей распивочной рассказывает Мармеладов постыдную историю своей жизни; сбегаются на скандал жильцы дома, в котором живет Катерина Ивановна. В романе возникает образ мертвенного, равнодушного к человеку Петербурга: «необъяснимым холодом», «духом немым и глухим» веет на Раскольникова от его «великолепной панорамы».

В духоте узких улочек, в тесноте перенаселенных квар­тир развертывается потрясающая драма жизни униженных и оскорбленных, жизни на позорных для человека услови­ях. Глазами Раскольникова воссоздается в романе пре­ступное состояние мира, в котором право на существо­вание покупается ценой постоянных сделок с совестью. К этому миру, каким он представляется Раскольникову, по замечанию Д. И. Писарева, «неприложимы правила и пред­писания общепринятой житейской нравственности». Герои попадают в ситуации, в которых «точное соблюдение этих правил и предписаний» кажется невозможным.

Заметим, что в бунте Раскольникова против «мира се­го» есть пассивное признание неизбежности нравственных компромиссов. Если сделки с совестью — обычное и уни­версальное состояние жизни человечества («вечная Сонеч­ка, пока мир стоит»), то, значит, нужно признать относи­тельность всех нравственных законов и смотреть на жизнь с точки зрения, исключающей «устаревшее» деление чело­веческих поступков на злые и добрые. В такой «арифмети­ке» укрепляет героя его «идея».