Накануне революции. В годы Первой мировой войны трагизм блоковского мировосприятия достиг своей кульминации. Поэт задолго предчувствовал, как он писал матери из-за границы в 1911 г., «приготовление этой войны, от которой несет не только кровью и дымом, но и какой-то франко-немецкой коммерческой пошлостью». Его глубоко потряс шовинистический угар, охвативший значительную часть общества во всех странах: Вот — свершилось. Весь мир одичал, и окрест Ни один не мерцает маяк. («Ты твердишь, что я холоден, замкнут и сух...») вблизи — все пусто и немо, В смертном сне — враги и друзья. («Я не предал белое знамя...») «Я не понимаю,— писал он дальней родственнице С. Н. Тутолминой (16 января 1916 г.),— как ты, например, можешь говорить, что все хорошо, когда наша родина, может быть, на краю гибели, когда социальный вопрос так обострен во всем мире, когда нет общества, государства, семьи, личности, где было бы хоть сравнительно благополучно». Полно отчаяния и боли за родину написанное в том же году стихотворение «Коршун»: Идут века, шумит война, Встает мятеж, горят деревни, А ты все та ж, моя страна, В красе заплаканной и древней.— Доколе матери тужить? Доколе коршуну кружить? Оказавшись на военной службе, в инженерно-строительной дружине, Блок стихов больше не писал. Февральскую революцию он встретил восторженно и, вскоре вернувшись в Петроград, принял активное участие в работе Чрезвычайной комиссии, созданной для расследования деятельности бывших царских министров и сановников. В результате им был написан очерк «Последние дни старого режима» (1919), при отдельном издании получивший название «Последние дни императорской власти» (1921), который был выдержан в строго документальном тоне. Робость и непоследовательность политики Временного правительства глубоко разочаровали Блока, и Октябрьский переворот он поначалу принял как долгожданное осуществление своих «революционных предчувствий», о которых говорится в предисловии к поэме «Возмездие». |
Главная 
