Чехов назвал «Вишневый сад» комедией. В письмах он неоднократно и специально подчеркивал это. Но совре­менники воспринимали его новую вещь как драму. Ста­ниславский писал: «Для меня «Вишневый сад» не коме­дия, не фарс — а трагедия в первую очередь». И он по­ставил «Вишневый сад» именно в таком драматическом ключе.

Постановка, несмотря на шумный успех в январе 1904 го­да, не удовлетворила Чехова: «Одно могу сказать: сгубил мне пьесу Станиславский». Как будто бы дело ясное: Ста­ниславский ввел в комедию драматические и трагедийные ноты и тем самым нарушил чеховский замысел. Но в действительности все выглядит гораздо сложнее. Попробу­ем разобраться почему. Не секрет, что жанр комедии во­все не исключал у Чехова серьезного и печального. «Чай­ку», например, он назвал комедией, но это пьеса о глубо­ко драматических судьбах людей. Да и в «Вишневом саде» автор не исключал драматической тональности: он заботил­ся, чтобы звук «лопнувшей струны» был очень печальным, он приветствовал грустный финал четвертого акта, сцену прощания героев, а в письме к актрисе М. П. Лилиной, исполнявшей роль Ани, одобрил слезы при словах: «Про­щай, дом! Прощай, старая жизнь!»

Но в то же время, когда Станиславский обратил внима­ние, что в пьесе много плачущих, Чехов сказал: «Часто у меня встречаются ремарки «сквозь слезы», но это показы­вает только настроение лиц, а не слезы». В декорации вто­рого акта Станиславский хотел ввести кладбище, но Чехов поправил: «Во втором акте кладбища нет, но оно было очень давно^ Две, три плиты, лежащие беспорядочно, — вот и все, что осталось».

Значит, речь шла не о том, чтобы устранить из «Виш­невого сада» грустный элемент, а о том, чтобы смягчить его оттенки. Чехов подчеркивал, что грусть его героев час­то легковесна, что в их слезах подчас скрывается обычная для слабых и нервных людей слезливость. Сгустив драма­тические краски, Станиславский, очевидно, нарушил че­ховскую меру в соотношении драматического и комиче­ского, грустного и смешного. Получилась драма там, где Чехов настаивал на лирической комедии.

А. П. Скафтымов обратил внимание, что все герои че­ховской пьесы даются в двойственном освещении. Нельзя не заметить, например, ноток сочувственного отношения автора к Раневской и даже Гаеву. Они настолько очевид­ны, что некоторые исследователи драматургии Чехова стали говорить о поэтизации автором уходящего дворянства, называли его певцом дворянских гнезд и даже упрекали в «феодально-дворянской романтике». Но ведь сочувствие Чехова к Раневской не исключает скрытой иронии над ее практической беспомощностью, дряблостью характера, ин­фантилизмом .

Определенные сочувственные ноты есть у Чехова в изоб­ражении Лопахина. Он чуток и добр, у него руки интел­лигента, он делает все возможное, чтобы помочь Раневской и Гаеву удержать имение в своих руках. Чехов дал повод другим исследователям говорить о его «буржуазных симпа­тиях». Но ведь в двойном чеховском освещении Лопахин далеко не идеален: в нем есть деловая прозаическая бес­крылость, он не способен увлекаться и любить, в отноше­ниях с Варей Лопахин, подобно Дмитрию Старцеву, коми­чен и неловок. Наконец, он и сам недоволен своей жизнью и судьбой.

В советское время большинство исследователей и режис­серов усматривали единственные авторские симпатии в ос­вещении молодых героев пьесы — Пети Трофимова и Ани. Появилась даже традиция, не изжитая до сих пор, — пред­ставлять их «буревестниками революции», людьми буду­щего, которые «насадят новый сад».

Но вот один любопытный эпизод из воспоминаний Гай-дебурова. В 1918 году «Вишневый сад» шел на сцене Алек­сандрийского театра. Зал наполняла простая публика. Сол­дат, сидевший рядом с Гайдебуровым, при словах «Мы насадим новый сад» во весь голос, вступая в диалог с Пе­тей и Аней, сказал: «Не насадите!» Он почувствовал пафос чеховской драмы проницательнее многих.

Таким образом, все герои даются у Чехова в двойном освещении; автор и сочувствует некоторым сторонам их ха­рактеров, и выставляет напоказ смешное и дурное — нет абсолютного носителя добра, как нет и абсолютного носи­теля зла. Добро и зло пребывают в пьесе в разреженном состоянии, они растворены в буднях жизни.