Жанром, синтезирующим все мотивы повестей и расска­зов Чехова, стала «новая драма». Ее пронизывает атмосфе­ра всеобщего неблагополучия. В ней нет счастливых людей.

Героям ее, как правило, не везет ни в большом, ни в ма­лом: все они в той или иной мере оказываются неудачника­ми. В «Чайке», например, пять историй неудачной любви, в «Вишневом саде» Епиходов с его несчастьями — олицетво­рение общей нелепицы жизни, от которой страдают все.

Всеобщее неблагополучие осложняется и усиливается ощущением всеобщего одиночества. Глухой Фирс в «Виш­невом саде» — фигура символическая. Впервые появив­шись перед зрителями в старинной ливрее и в высокой шляпе, он проходит по сцене, что-то говорит сам с собой, но нельзя разобрать ни одного слова. Любовь Андреевна об­ращается к нему: «Я так рада, что ты еще жив», а Фирс отвечает: «Позавчера». В сущности, этот диалог — грубая модель общения между всеми героями чеховской драмы. Дуняша в «Вишневом саде» делится с приехавшей из Па­рижа Аней радостным событием: «Конторщик Епиходов после Святой мне предложение сделал», Аня же в ответ: «Я растеряла все шпильки». В драмах Чехова царит атмо­сфера особой глухоты — психологической. Люди слишком поглощены собой, собственными делами, собственными бе­дами и неудачами, а потому они плохо слышат друг дру­га. Общение между ними с трудом переходит в диалог. При взаимной заинтересованности и доброжелательстве они ни­как не могут пробиться друг к другу, так как больше «раз­говаривают про себя и для себя».

У Чехова особое ощущение драматизма жизни. Зло в его пьесах как бы измельчается, проникая в будни, растворя­ясь в повседневности. Поэтому у Чехова очень трудно най­ти явного виновника, конкретный источник человеческих неудач. Откровенный и прямой носитель общественного зла в его драмах отсутствует. Возникает ощущение, что в нескладице отношений между людьми в той или иной сте­пени повинен каждый герой в отдельности и все вместе. А значит, зло скрывается в самих основах жизни обще­ства, в самом сложении ее. Жизнь в тех формах, в каких она существует сейчас, как бы отменяет самое себя, бросая тень обреченности и неполноценности на всех людей.

Поэтому в пьесах Чехова приглушены конфликты, от­сутствует принятое в классической драме четкое деление героев на положительных и отрицательных. Даже «пророк будущего» Петя Трофимов в «Вишневом саде» одновремен­но и «недотепа», и «облезлый барин», а выстрел дяди Ва­ни в профессора Серебрякова — промах не только в бук­вальном, но и в более широком, символическом смысле.