Поэмы Цветаевой. В те же годы она пишет большую «фольклорную» поэму «Царь-Девица» — в ее эпилоге прославляется красный мятеж против царя и сытых. Романтический отсвет лежит и на поэмах «На Красном коне», «Переулочки*, словно настоянных на русском фольклоре. «Переулочки» вызывали, по воспоминаниям Цветаевой, бурный восторг молодой красноармейской аудитории. Она приступила к поэме «Молодец», выросшей, как из зерна, из стихотворения «Большевик», и к другой— «Егорушка». Все, казалось, шло к еще большему сближению с революционной действительностью. Живя в нужде, холоде и голоде, она, может быть, впервые в жизни чувствовала себя счастливо-равной всему окружающему бедственному миру. Ходила на случайную службу в башмаках, привязанных веревками, в изношенном платье, закутанная в мороз чем попало: «...себя я причисляю к рвани» («Хвала богатым»). Порою ей казалось, что, одетая в легкую броню поэзии, она неистребима, как птица Феникс, что голод, холод и огонь бессильны сломить крылья ее стиха. И в самом деле: годы бедствий были едва ли не самыми творчески насыщенными и плодотворными. За короткое время она создала немало лирических произведений, которые мы сейчас относим к шедеврам русской поэзии, а также несколько названных выше «фольклорных» поэм. Ее стихи, почти всегда обращенные не только к читателю, но и к слушателю, отчетливо выявили внутренне присущее им ораторское начало. Они словно рассчитаны на людские множества, на площадь, на взбудораженную толпу. В статье «Поэт и время» она писала: «Мои русские вещи... волей не моей, а своей рассчитаны — на множества... В России, как в степи, как на море, есть откуда и куда сказать...» Ее талант в глубине своей был парадоксально родствен Маяковскому. Беда, однако, заключалась в том, что возможности выкрикнуть свой стих, т. е. реализовать ораторский дар, она, за редчайшими исключениями, не имела.
|
Главная 
