Поэтические открытия сборника «Огненный столп». После «Жемчугов» с 1912 по 1921 г. вышли в свет еще шесть сборников лирики. Каждый из них — яркое, глубокое открытие утонченных сфер духовной жизни, творчества в том числе. Развитием этих мотивов насыщена посмертная книга Н. Гумилева «Огненный столп», последняя, подготовленная им самим к изданию незадолго до трагической гибели. Почти каждое произведение «Огненного столпа» воспринимается «жемчужиной», своим словом художник творил это долго искомое им сокровище. Открывается «Огненный столп» стихотворением «Память». Первая строфа звучит грустным и глубоким обобщением: Только змеи сбрасывают кожи, Чтоб душа старела и росла. Мы, увы, со змеями не схожи, Мы меняем души, не тела. Начальные строки частично повторяются в конце (как бы опоясывая произведение), но уже с новым, горьким оттенком — краткости человеческого существования. Заключенные в это «обрамление» 13 четверостиший охватывают этапы жизни автора, смысл творчества художника, сущность общечеловеческой памяти и мечты о счастье. Образная мыслеемкость стихотворения удивительна. Для исповеди поэта найдены столь точные и выразительные определения, которые сразу становятся афоризмами. Скажем, ироническая оценка юности и молодости: «колдовской ребенок», словом «останавливающий дождь», «коврик под ногами его — мир». За четко обозначенным фактом всегда ощущается некая внутренняя «емкость». Награждение воина крестами — это одновременно и его свыше вдохновленное душевное прозрение: «святой Георгий тронул дважды пулею нетронутую грудь». Поэтому (будто неожиданно) раздумчивая интонация исповеди пресекается торжественным признанием высшего назначения поэзии: Я — угрюмый и упрямый зодчий Храма, восстающего во мгле; Я возревновал о славе Отчей, Как на небесах и на земле. Нигде ранее в стихах Гумилев не писал так ясно о своем служении человеку и человечеству. «Огненный столп» пронизан идеей возрождения мира. «Посредине странствия земного» (так сначала хотел назвать автор книгу) открывается эта нетленная, божественная Истина. С ее высоты печально и критично расценивается даже внутренний человеческий опыт (триптих «Душа и тело»), «мертвые слова», «скудные пределы естества» («Слово»). Поэт ищет в сочетаниях реального и фантасмагорического выражение подлинного духовного подъема в любви («Лес», «Канцона вторая», «Слоненок»). |