Поэтическое своеобразие. С 1913 г. сборником «Громокипящий кубок» (переиздавался до 1915 г. 9 раз) входит в большую литературу. За первой последовали другие книги поэзии: «Златолира» (1914), «Ананасы в шампанском» (1915), «Укропа Ке&1а» (1915), «Поэзоантракт» (1915), «Тост безответный» (1916). В эти годы И. Северянин стал модным «певцом», но оценил это трезво, назвав «двусмысленной славой». Поиски новых поэтических форм (важная часть эстетической программы) у И. Северянина тесно «увязаны» с городскими реалиями: Теперь повсюду дирижабли Летят, пропеллером ворча, И ассонансы, точно сабли, Рубнули рифму сгоряча. Остроумно выражено неприятие мещанской действительности: «Блеск и звон карьеры — рубль, / А паспорт разума — диплом». Эти мотивы сближали И. Северянина с кубофутуриста-ми. Однако сущностью своего творчества он считал собственную фантазию — «мои капризы, мои волшебные сюрпризы». Акцент был поставлен на «эго», т. е. «Я» поэта. Отсюда пролилась струя его самовозвеличивания: «Я — гений Северянин»; «Я выполнил свою задачу, литературу покорив», что и вызвало многие нарекания современников. Слово «гений» относилось, однако, не столько к личности автора, который ощущал и свою слабость («Я одинок в своей задаче...»), сколько к нему как носителю «вселенской души». Главный поиск — поиск естественной красоты: «Иду в природу, как в обитель». Поэтому жизнь раскрыта им как «сиренью упованье», «гимн жасминовым ночам», единенье с «весенней яблоней в нетающем снегу». Лирический герой испытывает никому неведомое: «Влекусь рекой, цвету сиренью, / Пылаю солнцем, льюсь луной...» А природа дарует ему свою тайну. Фиалка «говорит»: Возьми в ладони меня, как в латы, Моей фиолью святи мечты. «Вселенская поэма» творчества обращена к вечному взаимоустремлению земли и неба: «нет равной любви на планете». Иначе говоря, к природной гармонии. Идеал вполне узнаваем по стихам других поэтов. Но И. Северянин воплощает его средствами неповторимых соцветий: «янтар-но-алых», «лазурно-крылатых», «померанцевых лучей». Яркие неологизмы приоткрывают таинственные состояния земного мира: «лес драприт стволы», «снежеет нежно», «кружевеет лес», «всюду майно». Донесен неслышимый звук: «журчали ландыши в сырой траве» (форма цветка вызывает иллюзию звука). Не любовь, нежность, страсть выражает лирика И. Северянина, а «чувства без названия», рожденные изощренным зрением и слухом. «Мне хочется вас грезами исполнить»,— писал поэт. И сам, «смутно понимая тайну скал и звезд», был «несказуемой грезой осиян». «Грезовое царство» отделяет от скучной действительности. И. Северянин среди «детей злого века» ощущает свой ум в «извивах, все сердце в воплях». В столь мучительном положении рождается защитная реакция — ирония, позволяющая «трагедию жизни превратить в грезо-фарс». Так развивается вторая линия лирики И. Северянина — бесчисленные вещные символы глупости и пошлости: «качалка грезэрки» — знак досужих фантазий дамы; излюбленный цветок превращается в «мороженое из сирени» — «за полпорции десять копеек». Происходят странные смещения под «шампанский полонез». Созревает порочное желание обывателей — «околдовать природу и перепутать путь». И. Северянин пародирует «утонченный язык» «эстетов» и свой собственный стиль: «кострят экстазы», «струнят глаза», «захохотала я жемчужно». Скорее всего, именно саркастическое лжевоспевание приняла за чистую монету недалекая публика. Для поэта нетленным оставался романтический идеал: «зажечься, засиять и устремиться к маю». Вот почему он выразил мечту: Моя душа взойдет, как солнце, Тому, кто мыслит и скорбит. С 1918 г. И. Северянин постоянно жил в Эстонии. После ее отделения в 1921 г. от России принял эстонское гражданство. | 
Главная 
