«Стихи о Прекрасной Даме». Романтический мир раннего Блока. «Семейные традиции и моя замкнутая жизнь,— говорится в автобиографии поэта,— способствовали тому, что ни строки так называемой „новой поэзии" я не знал до первых курсов университета. Здесь, в связи с острыми мистическими и романтическими переживаниями, всем существом моим овладела поэзия Владимира Соловьева». Это не выглядит неожиданным, потому что первые стихи юного поэта были отмечены влиянием Жуковского, Фета и Полонского, чьи традиции Соловьев во многом продолжал. Философ и поэт, он верил в существование Души мира, Софии, Вечной Женственности, призванной спасти человечество от всех зол, и считал, что земная любовь имеет высокий смысл лишь как форма проявления Вечной Женственности. В этом духе и претворились в первой книге Блока «Стихи о Прекрасной Даме» (1904) его «романтические переживания» — увлечение Любовью Дмитриевной Менделеевой, дочерью знаменитого ученого, вскоре (1903) ставшей женой поэта. Уже в более ранних стихах, впоследствии объединенных Блоком под названием «АпЪе Ьисет» («Перед светом»), по выражению самого автора, «она продолжает медленно принимать неземные черты». В книге же его любовь окончательно принимает характер возвышенного служения, молитв (так назван целый цикл), возносимых уже не простой женщине, а «Владычице вселенной»: ...Здесь, внизу, в пыли, уничиженьи, Узрев на миг бессмертные черты, Безвестный раб, исполнен вдохновенья, Тебя поет. Его не знаешь Ты... («Прозрачные, неведомые тени...») Вхожу я в темные храмы, Совершаю бедный обряд, Там жду я Прекрасной Дамы В мерцаньи красных лампад. («Вхожу я в темные храмы...») В ту пору Блок настойчиво подчеркивал свою приверженность религиозной атмосфере «темных храмов», «старинных келий», «стен монастыря»: Моя сказка никем не разгадана, И тому, кто приблизится к ней, Станет душно от синего ладана, От узорных лампадных теней. («Моя сказка никем не разгадана...») И вполне удовлетворялся тем, что его книга была принята «небольшим кружком людей, умевших читать между строк». Однако уже в ней порой, как сказано в стихотворении «Там, в полусумраке собора...», «в речах о мудрости небесной земные чуются струи» — и не только в картинах природы, с которой Блок уже тогда чувствовал «необычайное слияние», но и в целомудренно-лаконичном воспроизведении черт земной возлюбленной. Одно написанное позже стихотворение кажется «автопортретом» Блока поры «Стихов о Прекрасной Даме»: Разлетясь по всему небосклону, Огнекрасная туча идет. Я пишу в моей келье Мадонну, Я пишу — моя дума растет. Вот я вычертил лик ее нежный, Вот под кистью рука расцвела, Вот сияют красой белоснежной Два небесных, два легких крыла... Огнекрасные отсветы ярче На суровом моем полотне... Неотступная дума все жарче Обнимает, прильнула ко мне... («Разлетясь по всему небосклону...») Много лет спустя, говоря о знаменитом римском поэте, Блок косвенно охарактеризовал и важную особенность своих собственных стихов ранней поры: «Я думаю, что предметом этого стихотворения была не только личная страсть Катулла, как принято говорить; следует сказать наоборот: личная страсть Катулла, как страсть всякого поэта, была насыщена духом эпохи... ибо в поэтическом ощущении мира нет разрыва между личным и общим; чем более чуток поэт, тем неразрывнее ощущает он „свое" и „не свое"; поэтому в эпохи бурь и тревог нежнейшие и интимнейшие стремления души поэта также преисполняются бурей и тревогой». Именно такая эпоха наступала в мире на рубеже веков (в одном предсмертном стихотворении Владимир Соловьев писал, что «мглою бед неотразимых грядущий день заволокло»), и у Блока на сам облик Прекрасной Дамы, призываемой Вечной Женственности ложатся «огнекрасные отсветы» грядущих грозных событий: Предчувствую Тебя. Года проходят мимо — Все в облике одном предчувствую Тебя. Весь горизонт в огне — и ясен нестерпимо, И молча жду,— тоскуя и любя1. Весь горизонт в огне, и близко появленье, Но страшно мне: изменишь облик Ты... («Предчувствую Тебя. Года проходят мимо...») |
Главная 
