Творческая зрелость. Сопереживание стране, нарастая до болезненного потрясения, было высказано в сокровенных стихах сборника «Пепел» (1909) с эпиграфом из Некрасова. Заглавный образ имеет двойной смысл — «сожженных» светлых зорь «младосимволистов» и подернутой пеплом страждущей Русской земли. Выразительность переживаний лирического героя достигнута соединением его безысходного одиночества с трагическим молчанием родины: Мать Россия! Тебе мои песни,— О, немая, суровая мать! — Здесь и глуше мне дай, и безвестней Непутевую жизнь отрыдать. Душевные муки предельно усилены их отождествлением со смертной физической болью: от падения «на сухие стебли, узловатые, как копья», от давления могильных плит. Подстерегающая смерть все-таки не властна погасить желание душевного подъема: «Я, быть может, не умер, / Быть может, проснусь...» Исподволь созревает порыв к свету: Воздеваю бессонные очи — Очи, полные слез и огня... «Самосжигание» лирического «Я» до пепла по-иному пережито в лирике сборника «Урна» (1909). О нем А. Белый сказал: «Мертвое „Я" заключено здесь в Урну,— а живое „Я" пробуждается к истинному». По-новому, с усилением философского раздумья о смысле жизни, любви, были прочувствованы невосполнимые утраты — появление «Скудных безогненных Зорь», «безгрезного бытия». Напряженное размышление о былом, обращение к художникам-современникам, самоуглубление поэта возвращают надежду: «над душой снова — предрассветный небосклон», «вещие смущают сны». От таинств природы почерпнул А. Белый поэтическое выражение своей «жизнестроительной» идеи: яркие, зовущие зори; небесное сияние, рассвет. Равно как и разочарования в мечте. Мстительное чувство передано метафорой — «Вонзайте в небо, фонари, лучей наточенные копья»; ощущение мрака жизни рождает образ — «провалы зияющей ночи». Важна и другая особенность лирики А. Белого. Любое переживание здесь как бы «проговаривается», подчиняя себе звучание и интонацию строк. Отсюда — редкая свобода их ритмического строя, обилие поэтических тавтологий, аллитераций («над откосами косами косят»). Стремление разгадать «вещий сон» о будущем лежит в основе романов А. Белого «Серебряный голубь» (1909) и «Петербург» (1913—1914). В 1909 г. их автор наметил новый путь к истине: «...от Ницше, Ибсена к Пушкину, Некрасову, Гоголю, от Запада на Восток, от личности к народу». Мистическая связь народной души с ищущей душой интеллигенции и трагический обрыв этой связи в обстановке всеобщего ожесточения и бессознательности выразительно воплощены в «Серебряном голубе». «Петербург» — мастерски написанная, устрашающая картина «призрачного» города, разрушения мира и человека, оторванного от родных корней под гнетом механистически перенесенного Петром I западного образа жизни. Писатель пророчит скачок России над историей, новую Калку — духовное очищение страны. Знакомство (1912) с Р. Штейнером, увлечение его антропософским учением дают новое направление поиску А. Белого. По его словам, он увидел «реальный путь продолжения и раскрытия меня — в моем» (курсив автора). От Штейнера была воспринята идея развития «тайных способностей» (врожденных) личности, иначе — ее самоусовершенствования. С этих позиций А. Белый обратился к автобиографической прозе, создав роман «Котин Летаев» (1916, опубл. 1917). А в декабре 1916 г. писал: «Национальное самосознание, подлинное выражение русской культуры... вот лозунг будущего». С надеждой на это будущее А. Белый приветствовал Октябрьскую революцию как стихийный взрыв мещанского застоя, пробуждение творческих сил. В советское время активно участвовал в культурной жизни страны, выпустил множество книг художественного и исследовательского характера. |