Урбанистическая тема творчества. Поэзию Брюсова середины 1900-х гг. часто ограничивали его восприятием первой русской революции — стихотворениями «Довольным», «Грядущие гунны», «К счастливым». А эти произведения теснейшим образом связаны с брюсовскими представлениями о развитии культуры и ее детища — города. Именно эта связь проясняет отношение поэта к событиям мятежного 1905 г. Урбанистическая тема в творчестве Брюсова проявилась многообразно. Но главными в ней стали, пожалуй, два направления. С одной стороны, воспевание материальных и культурных ценностей, «духа движения» города («Париж», «Мир», «Венеция»). С другой — освещение уродливой действительности («Чудовища», «В ресторане» — здесь перекличка с Блоком). Страшны угрожающий «Голос города» (название стихотворения) и «призрак туманный» северной столицы («К Медному всаднику» — снова перекличка с Блоком). В «дифирамбе» «Городу» оба начала соединены. Неразрешимое противоречие — между создателями, носителями культуры и темной, ожесточившейся от несправедливости стихийной массой — обусловило восприятие Брюсовым революции. Оно сложно, поскольку совмещает в себе многие точки зрения весьма противоречивого характера. В этом смысле показательно стихотворение «Грядущие гунны». Движение истории Брюсов представлял как смену культурных эпох, проистекающую под влиянием внутреннего разложения старого мира и под напором нецивилизованных племен. Поэтому избрал эпиграф из поэзии Вяч. Иванова: «Топчи их рай, Аттила...» (Аттила — один из самых сильных предводителей гуннов, совершавших разрушительные набеги на Древний Рим). Взбунтовавшиеся народные массы России были уподоблены варварам, призванным «оживлять одряхлевшее тело волной пылающей крови». Вот почему страшная стихия уничтожения вызывает у автора почти сочувственное понимание: Творите мерзости в храме, Вы во всем неповинны, как дети! Мрачно-торжественная интонация первых четырех строф вдруг уступает место трепетно-печальному тону. Теперь Брюсов прощается с самым дорогим для себя — духовными ценностями: А мы, мудрецы и поэты, Хранители тайны и веры, Унесем зажженные светы В катакомбы, в пустыни, в пещеры. Трагизм такого положения определил образный строй. «Светы» отступают во тьму: «катакомбы, пещеры». Более того, происходит ужасное смещение. «Гунны» — «орда опьянелая», раскинувшая «темные становья», «шалаши у дворцов». С их набегом мудрые «хранители тайны и веры» прячутся в подземный мрак, безжизненные пустыни. С затаенной болью ощущает поэт грозную метаморфозу. Последняя строфа выражает новые переживания — личной жертвенности, мучительной необходимости «бесследно сгибнуть». Но боль утраты приводит к всплеску мужества: Но вас, кто меня уничтожит, Встречаю приветственным гимном. Такой аккорд звучит и в других стихотворениях: «Довольным», «К счастливым». На статью В. И. Ленина «Партийная организация и партийная литература» (1905) Брюсов откликнулся разоблачительным выступлением в печати — «Свобода слова» (ноябрь 1905 г.). Здесь прямо было сказано: «Социал-демократы добивались свободы исключительно для себя» (выделено автором), заносили «руку на самую свободу убеждений». Такая партийная политика, по мнению Брюсова, несовместима с духовным прогрессом, противоречит его ходу. Этот взгляд получил образное воплощение в лирике. В стихотворении «Уличный митинг» «Вожатому», «Гордому Духу», который «намечает жертв ряд», предсказан бесперспективный удел: Но из наставшей темноты, Из пепла общего пожара Воздвигнешь новый мир — не ты! Поэт жаждал свободного и гармоничного бытия. Для себя избрал особый род борьбы с препятствиями. Художник «незримо стены» рушил, в которых «дух наш заточен», чтобы в грядущем «мечтам открылись бы все степи, / И волям — дали всех дорог» («Одному из братьев»). Вот почему поэт защищает вечное назначение искусства — «радость творчества, свободного, без цели» («Поэту», «Сеятель», 1907). | 
Главная 
