Суровая семилетняя школа провинциальной жизни
явилась для Салтыкова-сатирика плодотворной и действенной. Она способствовала
преодолению отвлеченного, книжного отношения к жизни, укрепила и углубила
демократические симпатии писателя. Салтыков впервые открыл для себя низовую,
уездную Русь, познакомился с жизнью мелкого провинциального чиновничества,
купечества, крестьянства, рабочих Приуралья, окунулся в животворную «стихию
достолюбезного народного говора». Служебная практика по организации в Вятке
сельскохозяйственной выставки, изучение дел о расколе в Волго-Вятском крае
приобщили Салтыкова-Щедрина к устному народному творчеству, к глубинам народной
религиозности. «Я несомненно ощущал, что в сердце моем таится невидимая, но
горячая струя, которая без ведома для меня самого приобщает меня к
первоначальным и вечно бьющим источникам народной жизни», — вспоминал писатель
о вятских впечатлениях.
С народных позиций взглянул теперь Салтыков и на
государственную систему России. Он пришел к выводу, что «центральная власть,
как бы ни была она просвещенна, не может обнять все подробности жизни великого
народа; когда она хочет своими средствами управлять многоразличными пружинами
народной жизни, она истощается в бесплодных усилиях». Главный порок бюрократии
в том, что она «стирает все личности, составляющие государство». «Вмешиваясь
во все мелочные отправления народной жизни, принимая на себя регламентацию
частных интересов, правительство тем самым как бы освобождает граждан от всякой
самобытной деятельности» и само себя ставит под удар, так как «делается
ответственным за все, делается причиною всех зол и порождает к себе ненависть».
«Истощаясь в бесплодных усилиях», бюрократическая власть порождает «массу
чиновников, чуждых населению и по духу, и по стремлениям, не связанных с ним
никакими общими интересами, бессильных на добро, но в области зла являющихся
страшной, разъедающей силой».
Так образуется порочный круг: бюрократия убивает
всякую народную инициативу, искусственно сдерживает гражданское развитие
народа, держит его в «младенческой незрелости», а эта незрелость, в свою
очередь, оправдывает и поддерживает бюрократическую централизацию. «Рано или
поздно народ разобьет это прокрустово ложе, которое лишь бесполезно мучило
его». Но что делать сейчас? Как бороться с антинародной сущностью власти в
условиях пассивности и гражданской неразвитости самого народа?
Салтыков приходит к мысли, что единственный
выход из создавшейся ситуации—«честная служба», практика «либерализма в самом
капище антилиберализма». В «Губернских очерках» (1856—1857), художественном
итоге вятской ссылки, такую теорию исповедует вымышленный герой, надворный
советник Щедрин, от лица которого ведется повествование и который отныне
станет «двойником» Салтыкова. Общественный подъем 1860-х годов дает Салтыкову
уверенность, что «честная служба» способна подтолкнуть общество к радикальным
переменам, что единичное добро может принести заметные плоды, если носитель
этого добра держит в уме возвышенный и благородный общественный идеал. Вот
почему и после освобождения из вятского плена Салтыков-Щедрин продолжает (с
кратковременным перерывом в 1862—1864 годах) государственную службу сначала в
министерстве внутренних дел, а затем в должности рязанского и тверского
вице-губернатора, снискав в бюрократических кругах кличку «Вице-Робеспьер». В
1864—1868 годах он служит председателем Казенной палаты в Пензе, Туле и Рязани.
Административная практика открывает перед ним самые потаенные стороны бюрократической
власти, весь скрытый от внешнего наблюдения ее механизм. Одновременно
Салтыков-Щедрин много
работает, публикуя свои
сатирические произведения в журнале Некрасова «Современник». Постепенно он
изживает веру в перспективы «честной службы», которая все более и более
превращается в «бесцельную каплю добра в море бюрократического произвола». В
этих условиях писатель приступает к работе над одним из вершинных произведений
своего творчества — сатирической хроникой «История одного города». В 1869 году
он навсегда оставляет государственную службу и становится членом редколлегии
обновленного Некрасовым после закрытия «Современника» журнала «Отечественные
записки». |