В мироощущении Катерины гармонически срастается славянская языческая древность, уходящая корнями в до­исторические времена, с веяниями христианской культу­ры. Религиозность Катерины вбирает в себя солнечные восходы и закаты, росистые травы на цветущих лугах, поле­ты птиц, порхание бабочек с цветка на цветок. С ней за­одно и красота сельского храма, и ширь Волги, и завол­жский луговой простор. А как молится героиня, «какая у ней на лице улыбка ангельская, а от лица-то как будто све­тится».

   Излучающая духовный свет земная героиня Островско­го далека от сурового аскетизма домостроевских предписа­ний. По правилам Домостроя на молитве церковной надле­жало с неослабным вниманием слушать божественное пение, а «очи долу имети». Катерина же устремляет свои очи горе. И что видит, что слышит она на молитве церков­ной? Эти ангельские хоры в столпе солнечного света, лью­щегося из купола, это церковное пение, подхваченное пением птиц, эту одухотворенность земных стихий небес­ными... «Точно, бывало, я в рай войду, и не вижу никого, и время не помню, и не слышу, когда служба кончится». Радость переживает Катерина в храме. Солнцу кладет она земные поклоны в своем саду, среди деревьев, трав, цве­тов, утренней свежести просыпающейся природы. «Или ра­но утром в сад уйду, еще только солнышко восходит, упа­ду на колена, молюсь и плачу...»

   В трудную минуту жизни Катерина посетует: «Кабы я маленькая умерла, лучше бы было. Глядела бы я с неба на землю да радовалась всему. А то полетела бы невидимо, куда захотела. Вылетела бы в поле и летала бы с василь­ка на василек по ветру, как бабочка». «Отчего люди не ле­тают!.. Я говорю: отчего люди не летают так, как птицы? Знаешь, мне иногда кажется, что я птица. Когда стоишь на горе, так тебя и тянет лететь. Вот так бы разбежалась, подняла руки и полетела».

Как понять эти фантастические желания Катерины? Что это, плод болезненного воображения, каприз утончен­ной натуры? Нет. В сознании Катерины оживают древние языческие мифы, шевелятся глубинные пласты славянской культуры. В народных песнях тоскующая по чужой сторо­не в нелюбимой семье женщина часто оборачивается кукушкой, прилетает в сад к любимой матушке, жалобится ей на лихую долю. Вспомним плач Ярославны в «Слове о полку Игореве»: «Полечу я кукушкой по Дунаю...»

   Катерина молится утреннему солнцу, так как славяне считали Восток страной всемогущих плодоносных сил. Еще до прихода на Русь христианства они представляли рай чу­десным неувядаемым садом во владениях Бога Света. Ту­да, на Восток, улетали все праведные души, обращаясь после смерти в бабочек или легкокрылых птиц. В Ярос­лавской губернии до недавних пор крестьяне называли мо­тылька «душечка». Вольнолюбивые порывы Катерины даже в детских ее воспоминаниях не стихийны: «Такая уж я зародилась, горячая! Я еще лет шести была, не больше, так что сделала! Обидели меня чем-то дома, а дело было к вечеру, уж тем­но; я выбежала на Волгу, села в лодку, да и отпихнула ее от берега». Ведь и этот поступок Катерины вполне согла­суется с народной ее душой. В русских сказках девочка об­ращается к речке с просьбой спасти ее от злых преследователей, и та укрывает ее в своих берегах.

   Реки, леса, травы, цветы, птицы, животные, деревья, люди в народном сознании Катерины — органы живого одухотворенного существа, Господа Вселенной, соболезную­щего о грехах людских. Ощущение божественных сил не­отделимо у Катерины от сил природы. В народной «Голу­биной книге» говорится:

   Солнце красное — от лица Божьего, Звезды частые — от риз Божьих, Ночи темные — от дум Господних, Зори утренние — от очей Господних, Ветры буйные — от Святого Духа.

   Вот и молится Катерина заре утренней, солнцу красно­му, видя в них и очи Божий. А в минуту отчаяния обра­щается к «ветрам буйным», чтобы донесли они до любимо­го ее «грусть тоску-печаль». Не почувствовав первозданной свежести внутреннего мира Катерины, не поймешь жиз­ненной силы и мощи ее характера, образной тайны народ­ного языка. «Какая я была резвая! — обращается Катери­на к Варваре, но тут же, сникая, добавляет: — Я у вас завяла совсем».