В последние годы жизни Толстой нес тяжкий крест на­пряженной духовной работы. Сознавая, что «вера без дел мертва», он пытался согласовать свое учение с тем образом жизни, который вел. Он сознавал, какие неприятности родным и близким доставит его уход из Ясной Поляны, и ради любви к жене и детям, не вполне разделявшим его вероучение, Толстой смирялся, жертвовал личными по­требностями и желаниями. Именно самоотвержение застав­ляло его терпеливо сносить тот яснополянский быт, кото­рый во многом расходился с его убеждениями. И жена Толстого — Софья Андреевна с пониманием и терпением старалась относиться к его духовным исканиям и в меру своих сил пыталась смягчить его переживания.

Но чем быстрее шли к закату его дни, тем мучительнее сознавал он всю несправедливость, весь грех барской жиз­ни среди окружавшей Ясную Поляну бедности. Он страдал от сознания фальшивого положения перед крестьянами, в которое ставили его внешние условия жизни. Он знал, что большинство его учеников и последователей с осуждением относились к «барскому» образу жизни своего учителя. 21 октября 1910 года Толстой сказал своему другу, кресть­янину М. П. Новикову: «Я ведь от вас никогда не скрывал, что я в этом доме киплю, как в аду, и всегда думал и же­лал уйти куда-нибудь в лес, в сторожку, или на деревню к бобылю, где мы помогали бы друг другу. Но Бог не да­вал мне силы порвать с семьей, моя слабость, может быть, грех, но я для своего личного удовольствия не мог заста­вить страдать других, хотя бы и семейных».

От всякой собственности лично для себя Толстой отка­зался еще в 1894 году, поступив так, как будто он умер, и предоставил владение всей собственностью жене и детям. Теперь его мучил вопрос, не совершил ли он ошибку, пе­редав землю наследникам, а не местным крестьянам.

Отношения Льва Николаевича с домашними особенно обострились, когда писатель официально отказался от го­нораров за все свои сочинения, написанные им после ду­ховного перелома. Все это заставляло Толстого все более и более склоняться к тому, чтобы уйти. Наконец, в ночь с 27 на 28 октября 1910 года он тайно покинул Ясную По­ляну в сопровождении преданной ему дочери Александры Львовны и доктора Душана Маковицкого. Что привело его сперва к скитским воротам Оптиной пустыни, войти в которые он не решился? Почему он захотел основаться рядом с Оптиной, в Шамордине, и снять комнатку неподалеку от кельи сестры Марии Николаевны, монахини Шамординского монастыря? На эти вопросы мы не найдем ответа.

Пришла весть, что в доме знают о месте его нахожде­ния, и Толстой решил бежать далее. В дороге он просту­дился и заболел воспалением легких. Пришлось сойти с поезда и остановиться на станции Астапово Рязанской же­лезной дороги. Прибывшие в Астапово «толстовцы» пре­кратили доступ к писателю всех, кто не разделял основы их учения. Даже Софье Андреевне под благовидным пред­логом не разрешили свидания с умирающим мужем. Поло­жение Толстого с каждым часом ухудшалось. В ответ на хлопоты друзей умирающий Толстой произнес: «Нет, нет. Только одно советую помнить, что на свете есть много лю­дей, кроме Льва Толстого, а вы смотрите на одного Льва».

«Истина... Я люблю много... как они...» —это были по­следние слова писателя, сказанные перед его кончиной 7(20) ноября 1910 года.